Проклятие вождя

— Ну, хорошо, прав, — признался Жан-Луи. Когда он положил ногу на ногу, на его сшитой точно по фигуре жилетке не образовалось ни складки. Затем он поставил локти на стол, соединил длинные тонкие пальцы в некое подобие арки и водрузил сверху подбородок.

— Ты такой же француз, как я немец, Жан-Луи, — произнес Карл Йоханн Либенгут таким ледяным тоном, что де Жуан забыл и о солнышке, и о книжных лавках, и о зеленой осенней листве снаружи, на улице Сен-Жермен — Я сказал, ты не француз, — повторил Карл.

— Я слышал, — отозвался де Жуан.

— Ты актатль.

— То есть в моих жилах течет немного крови этого народа.

— Ты актатль. Это главное, а все остальное — лишь прикрытие, потому что мир не позволил бы тебе открыто принадлежать к этому народу.

— Мой отец де Жуан. И я тоже.

— Твоего отца звали де Жуан. Он-то и дал тебе это прикрытие, а мать дала тебе кровь. Я дал тебе знание, но ты его отверг. Я слишком стар, чтобы вести борьбу за выживание, в которой сейчас возникла необходимость, а ты, Жан-Луи, просто не желаешь этого делать. Так что тысяча, а то и больше лет нашего наследия сегодня умрет. Месье де Жуан, желаю вам долгой и счастливой жизни. Я ухожу.

— Подождите, дядюшка Карл.

— Зачем, месье де Жуан?

— Я хочу послушать ваш рассказ. Давайте выйдем вместе, и если я был невнимателен в свои детские годы, то с удовольствием послушаю сейчас. Я не говорю, что сразу приму военные традиции нашего племени, но я не могу позволить, чтобы тысячелетняя история исчезла, а я даже не слышал про нее.

В детстве рассказ о последнем вожде племени актатль увлек Жана-Луи — из-за особенности детской памяти, когда незначительные подробности пропускаешь мимо ушей.

Они шли по Рю-Сен-Жермен в сторону банка, мимо ресторанов, кинотеатров, кафе и табачных лавок, расставленных, словно ловушки, призванные выколачивать лишнюю мелочь. На Рю-дю-Бак они свернули направо и перешли Сену по мосту Пон-Рояль. Услышав историю последнего вождя племени актатль, де Жуан смог в полной мере оценить, насколько этот человек предвидел исход социального натиска, который должен был стереть индейскую культуру с лица земли. Этого не понимали ни майя, ни инки, ни даже всемогущие ацтеки. И вот их больше не существует.

А вот дядюшка Карл существовал и рассказывал ему о символах на священном камне. Ему теперь ясен был каждый нюанс, значение каждого из них — как в тот день, когда жрецы племени актатль совершили свое последнее жертвоприношение на зеленых мексиканских холмах.

— А почему мы до последнего времени не совершали жертвоприношений? — спросил де Жуан. — Во времена наших предков они проводились ежемесячно. А теперь они используются лишь как месть?

— С одной стороны, все было недостаточно тщательно продумано, а с другой, жертвоприношение в последнем из уцелевших городов племени актатль рассматривалось как последняя и вечная жертва. Но если бы ты взглянул на камень и увидел линии жизни, как это сделал я, если бы, как и предполагалось, ты в прошлом году навестил его, ты бы сам все увидел. Значение существования земли, неба и рек. Чтобы понять то, о чем мы лишь слышали. Вот она, наша история. Наша, и больше ничья, Жан-Луи. Если бы ты только мог себе представить, насколько невыносимы были митинги фашистов, но я должен был сделать это ради племени, на случай, если Гитлер все-таки победит. То, что было образовано как общество для защиты племени, в конце концов превратилось в систему взаимопомощи, где все помогали друг другу. И тут вдруг последовало осквернение Уктута.

— А смерти этого пария будет недостаточно, чтобы отомстить?

— Конечно, нет. Во-первых, Уктут требует, чтобы за осквернение несли ответственность Соединенные Штаты. А чего стоит жизнь негра?

— Дядюшка, ты забыл, изначально у тебя был бронзовый цвет кожи, — напомнил де Жуан.

— Неужели ты решил все-таки взять на себя дело нашей семьи?

— Хочу тебе кое-что показать, — произнес де Жуан. — Вот и все. Ты знаешь, почему я занялся компьютерами?

— Нет, — ответил дядюшка, с трудом поспевавший за высоким худощавым мужчиной, который шел быстро и легко, хотя на первый взгляд казалось, будто он просто прогуливается.

— Потому что они были лишены того, чего я стеснялся всю жизнь. Компьютеры были чисты. А сейчас я покажу тебе, что, на мой взгляд, чистым не является.

Мост, по которому они сейчас шли, вел к Лувру, огромному дворцу, который более двухсот лет назад приспособили под музей. Группа японских туристов стройными рядами промаршировала в боковой вход, следуя за руководителем, держащим флажок. Громко хохотали четверо американцев, не обращая внимания на фотографа, предлагавшего им свои услуги.

— Нужна целая неделя, чтобы даже не изучить, а просто внимательно рассмотреть все экспонаты музея, — сообщил де Жуан.

— Но у нас нет недели, — ответил дядюшка Карл.

— Она нам и не нужна, — улыбнулся племянник и сделал рукой широкий жест, словно предлагая дяде весь музей. — В общей сложности я провел здесь многие месяцы, когда был студентом. Здесь представлены Китай, Древняя Греция, Европа и даже некоторые из современных южноамериканских художников.