Проклятие зеленоглазое, или Тьма ее побери!

– Разве? А выглядишь теплой, – не поверил он, проводя носом по моей щеке.

– Данн, у нас не так много времени! – вспыхнула факелом, едва на меня навалилось тяжеленное тело. Шея разгорелась от ласковых, неспешных поцелуев. – Тут уже вода, а там… камни эти…

– Вот даже не надейся, что я стану спешить, – он упрямо покачал головой над моим носом.

«Огхаррел… Точно спятил!» – подумалось мне ровно перед тем, как мозг окончательно отключился, убаюканный нежными прикосновениями и оголтелым грохотом разрушающегося храма.

***

– Матерь гхаррова!

Воздух вокруг вспыхнул тысячей искр, и я зажмурилась. Потому что и без того больно, а тут еще глаза режет… Совсем никакого уважения к жертве-добровольцу!

А когда все-таки приоткрыла веки, поняла, что прозевала «тот самый момент». Вокруг нас осыпалась какая-то закопченная сажа… И глаза на меня смотрели снова черные, как два тлеющих уголька. Внимательные, алчущие и подернутые мутной дымкой.

Я подождала еще хоть чего-нибудь эпичного. Молнии там, сверкающего вихря… Нет, гхаррушки. Вообще ничего.

– Не получилось? – прохрипела, когда жаркая ладонь согрела мой живот, и из него стало постепенно уходить чувство… То самое, в общем, чувство, которое и описывать-то не хотелось. Не то что испытывать.

Я начинала понимать мисс Хендрик, что предпочла квахаров и квадратные носы, а не вот это все. В какой-то (весьма конкретный) момент даже пожалела, что гигантский валун пролетел мимо и не избавил меня от страданий мгновенно.

– Получилось, Эйвелин. Не шевелись. Больно? – Данн виновато сглотнул и стер губами слезы, проложившие себе путь от уголка глаза прямо в ухо.

– Да огхарреть как! Вам бы самому так, сир рабовладелец! – пропыхтела сдавленно под неподъемным телом.

Стукнула его кулаком в божественную грудь (со всех сторон божественную, с какой ни посмотри), и Даннтиэль карикатурно охнул. Вид при этом имел настолько счастливый, словно сбылась его главная садистская мечта.

На самом деле, было уже терпимо. И с каждой секундой все лучше. То ли он в меня все-таки кинул «Эйфорией», забыв обещание, то ли дело было не в ней…

– А у меня в академии чемодан стынет. С сорочками дурацкими, – призналась ему зачем-то.

Пока болтала, я меньше думала, а стало быть, и меньше сгорала со стыда.

– Ты его все-таки собрала?

– Собрала, – вздохнула горько. Кому он теперь нужен, чемодан этот? – А морок пошел за вашей матушкой…

– Думаю, пока мы обойдемся без сорочек. И без морока. И тем более без моей матушки. Прошло?

Я прислушалась к ощущениям и поняла, что боль, от которой виски смочились слезами, ушла так же резко, как появилась. Кожа на животе под жаркой ладонью почти кипела. Внутри рождался клубок совсем других ощущений… Очень, очень неловких. Волнительных.

– П-прошло… Данн! – проследила расширившимися глазами путь падающей справа статуи.

В нашу сторону падающей!

Испугаться не успела, как нас закружило в черной воронке. И вместо твердых холодных камней подо мной оказались знакомые простыни с черно-золотыми вензельками…

В распахнутое окно вторгался шум моря, гул разбивающихся о камни суровых волн. Холодный воздух пронизывал до костей, и Даннтиэль, порывисто вскочив, захлопнул ставни. Подхватил с пола когда-то сброшенное туда одеяло и вернулся в постель. Накрыл им нас, словно черным куполом.

– Попалась, колючка зеленоглазая, – прошептали из темноты так хрипло, что кожа без всяких смущающих прикосновений покрылась мурашками.

А потом они хлынули второй волной. Как раз от очень, очень смущающих прикосновений.

– Даннтиэль…

Из моего рта норовил вылезти один из тысячи несвоевременных вопросов, но его требовательно затолкали обратно, размазав по нёбу горячим языком.

– Потом, Эйви. Все потом, – простонал он в мой рот, жадно прижимая к себе. И настойчиво возвращаясь к тому месту, на котором мы прервались в храме.

И стало вдруг совершенно безразлично, где там бродит треклятый ополоумевший ректор, обескровивший моего… моего. Совсем теперь моего. Запредельно божественного и все такого же самодовольного.

Весь остальной мир вполне мог подождать. И он терпеливо ждал, будто бы застыв в золотистом джантарике пойманной мушкой.

Ждал, пока горячая ладонь мучительно медленно каталась по покрытой испариной спине… Ждал, пока Данн осыпал чувствительную кожу сильными, жадными поцелуями… Пока алчно брал свою положенную жертву, добровольную и полюбовную, скрипя старой деревянной кроватью… И скрип этот разносился по всему пустому дому сквозь настежь раскрытые двери.

– Это… так… так! – пробормотала чужим, севшим голосом.

– Божественно? – подсказал он с самодовольной ухмылкой.

Вот же божество недощипанное!

– Разве что самую капельку, – призналась смущенно.

Пригляделась к Рэдхэйвену, со всех сторон похожему на себя обычного. С привычным загаром, с колючей анжарской щетиной на щеках, с глянцевыми темно-темно-карими глазами, на дне которых игриво тлели золотистые огоньки. Разве что без следов усталости, что сопровождала его в последние дни.