— Ежели потеряю девственность, утрачу дар ясновидения, и тогда стану бесполезной для этого мира и вашего отца… — тихо напомнила жрица, когда Асмуд рывком забрал из её рук чашу и бросил на каменный пол, не в силах больше терпеть. Зверь брал вверх над слабым человеком, и он еле сдерживался, чтобы не наброситься на деву.
— А мы не нарушим, — криво хмыкнул младший, подперев её сзади и наконец сделав то, о чём мечтал последние невыносимо тягучие минуты. В несколько рывков косу распустил и с нескрываемым вожделением провёл рукой по идеально прямому полотну смоляных волос, что водопадом спускались до тонкой талии, подчёркнутую тонким нарядом под пояс. А потом сжал в кулак хвост и в пару вилков, намотал сильнее, чуть прогибая деву к себе:
— И ты запомнишь каждого из нас! — процедил близь полных губ, что приоткрылись от боли из-за хвата волколака. И опять с голодухи лизнул жрицу, как пёс верный любимого хозяина. И до того сладка Ясновидца показалась, что не удержался Ярэд, задрал голову и завыл, мир извещая, что эта самка станет его.
Асмунд с треском рванул платье красавицы, оголяя небольшую, упругую грудь. Сглотнул сухость в горле, глазами жадно обшаривая полусферы с розовыми ореолами и крупными сосками, сжавшимися как косточки вишни, накрыл большими ладонями напрягшие груди, сжал осторожно, точно проверял их на твёрдость.
Задрожала дева, ахнула, прогибаясь ласки, коей никогда не ощущала. Задрожала пуще, и если бы не младший, кто со спины придерживал, упала б от слабости в теле.
Асмуда словно небытие накрыло. Застыл, от возбуждения уже ничего не соображая, а потом глотнул воздуха так, будто под водой долго был и выбрался редко на поверхность. Его ладони сменили ладони брата. Он был грубее и решительней в ласках, а старший хоть за ним и не видело терпение и любовь растягивать удовольствие, проскользил руками по коже белоснежной и гладкой до округлых бёдер. Смял ягодицы девицы, коими она уже по паху брата ёрзала, похоть его естества распыляя ещё сильнее.
Развёл стройные ноги, да прижался своим разгорячённым членом к девственной плоти Ясновидцы, всем телом ощущая стан хрупкий и трепещущий, и влагу промежности. Голод раздирал его на части, Асмуд до рыка животного мечтал взять красавицу немедля. Зверь его с ума сходил от запаха призывного… Усилием воли волколак сдерживал порывы дикие, смаковал дурман от игры, смаковал ощущения, что дарили прикосновения к ней.
Носом прочертил прямую от ложбинки между грудями Ясновидцы до её острого подбородка. Затормозил на пике, к губам свернул. Поддел кончиком нижнюю, и припал на сладостный миг, прикусив напоследок её до крови. Слизнул каплю, и под стать младшему брату, поклялся богам, что и он возьмёт её…
И жрица не сопротивлялась — приняла свою участь, как должное. И даже больше — была ненасытной и отзывчивой: ласкала, позволяла, дарила, брала.
Братья были неудержимыми самцами, терзали хрупкое тело, едва сдерживаясь от того, чтобы не нарушить девственность её лона, а она принимала их животную страсть, как никто и никогда. Хрупкая, тонкая и такая греховная…
Усыпали любовники на ложе жрицы, крепко прижимая живую и почти не покалеченную деву. Не обманула… смешенная кровь богов творила чудеса.
Вздрогнул Родем, слушая глас Зверя. Взвился на ноги, хотя сидел на высоком деревянном троне, шкурой тигра укрытом, думу думая и планируя следующий поход в земли люда диковинного, кожей черного. И чутьё ему ясно сказало, что неладное случилось — о том догадался сразу и потому уж знал, что покарает сыновей, ведь никому не дозволено ослушание.
Приказ Альфы — закон! Даже для сыновей.
Особенно для них!
Луна была сильна, Звери наоборот слабы…
Асмуд и Ярэд до последнего не могли оставить Ясновидцу, каждую ночь приходили к ней, пока отряд двигался к лагерю Альфы. И брали её до последнего, уже под конец ссорясь, кто из них её достойней: кто будет просить отца дозволить брачный загон невесты.
Только отряд во главе с сыновьями прибыл, Роден тотчас убедился в своих мыслях. Учуял на Ясновидце запах сыновей. Рассвирепел в миг. И чтобы окончательно решить — убить Асмуда и Ярэда или нет, схватил красавицу за глотку и лизнул размашисто:
— Ты пахнешь пороком, а на вкус невинна, — даже призадумался, как такое могло быть. Простые человеческие самки не могли выжить после натиска Зверя, а эта… источала грех, его не отрицали, как и затаившиеся сыновья, но при этом дева оставалась девственной.
Если только…
Альфа проскрежетал зубами, оценив хитрость сыновей и их выдержку. Так или иначе, Асмуд и Ярэд посмели его ослушаться, несмотря на нетронутость чрева жрицы, и были обязаны понести наказание.
Чтобы было неповадно, казнить собирался сыновей, но заглянув в чёрные очи красавицы, в омуте её чар утонул. И голос её чарующий: «Они не виноваты, не тронь их. Луна, зов, слабость Зверя. Я всё ещё тебе полезна могу быть», — от детоубийства отвёл.