Чем дальше он уходил, тем холоднее становилось. Припорошенная недавним снегом тропа постепенно превращалась в непроходимые прежде сугробы; прежде, но не теперь. В какой-то момент Кристиан остановился, опираясь на Ключ и тяжело переводя дыхание, и увидел на снегу множество следов. Здесь явно прошел не один человек, и, конечно, не слишком давно. Неведомые путники шли строго по прямой, дорога их наверняка подошла к концу очень скоро. Кристиан готов был поклясться, что впереди из сугроба выглядывает чья-то почерневшая рука. Но он не собирался разглядывать несчастного. Он чувствовал, что, несмотря на то, что это казалось верным путем, идти туда совсем не стоит. За небольшим холмом притаилось нечто ужасное, нечто, прямо противоположное ауре Врат Рассвета.
Как и в прошлый раз, Кристиан взял немного левее. Большой и очень тяжелый серебряный Ключ совсем не затруднял его хода – раньше ему было сложно столько времени нести его, но теперь это не составляло особого труда. Время от времени от него с тихим треском разлетались в разные стороны ослепительно белые искры, и, как ни странно, это здорово успокаивало. Ключ будто отбивал чьи-то невидимые атаки.
Дышать становилось все труднее. Ноги отказывались твердо ступать по замерзшей земле и перебираться через сугробы. По ощущениям Кристиана, прошло уже много часов, но он не узнавал окружающую местность, хотя был уверен, что еще очень нескоро достигнет своего прежнего финиша, не говоря уже о нынешнем. Вдобавок, погода ухудшалась. Медленно падающий с неба снег грозился перейти в настоящую метель. В прошлый поход Кристиан избежал этого, но в этот, учитывая скверную погоду и за пределами запретной территории, так легко отделаться явно не удастся. Рассчитывать на снисхождение небес было нельзя…
Кристиан продолжил идти, до боли в пальцах сжимая в руке Ключ. Металл будто превратился в лед, но его это не волновало. Перед глазами расстилался угрожающий пейзаж – молчаливые заснеженные горы и бесконечное белое поле, кое-где подкрашенное багровым цветом. Пересилив себя, Кристиан пробрался к одному из таких мест. Но трупов не было, хотя, безусловно, совсем недавно они здесь были. Последние сомнения отхлынули прочь: Руэдейрхи был прав в своих подозрениях. Кто-то не только бывал на запретной территории, но и по-своему здесь хозяйничал.
Ветер стал совсем ледяным. Сквозь его завывания Кристиан слышал тяжелое, пугающе медленное биение собственного сердца. Стараясь отрешиться от неясных наваждений, он приметил еще несколько мест, которые следовало обойти, и, к своему облегчению, вспомнил, что уже проходил здесь прежде. Во всяком случае, он не сбился с пути. Это было уже что-то.
За прошедшее время Кристиан потерял счет горам, ничтожным остаткам голых деревьев и другим ориентирам. Несколько раз ему попадались полуразложившиеся или замерзшие тела людей – отступников и воинов Заката. Наверняка это были жертвы Тараноса. Еще более прискорбные картины встречались ему там, где, по его предположениям, находились проклятые сокровища. Тела около таких мест часто были вмерзшими в ледяные стены, что неприятно напоминало о проклятии, наложенном на Балиана (а ведь оно еще не снято, – изредка проносилось в голове у Кристиана), а порой и вовсе растерзаны – страшно было даже представить, что за наказание ждало дерзнувших попытаться завладеть заветной вещицей. Один раз, у того места, где закончилось его прошлое путешествие, Кристиан увидел человека, насквозь пронзенного ледяным колом. В его руке было зажато нечто, напоминающее ожерелье. Рядом, с тянущейся к нему рукой, покоилось еще одно тело, также пронзенное льдом, вырвавшимся прямо из земли. С другой стороны – еще одно. И только этого оказалось достаточно, чтобы страждущие добыть сокровище убедились – не стоит и пытаться.
После этого у Кристиана возникло отчетливое ощущение, что запретная территория перестала быть таковой. Таранос с успехом превратил ее в Землю Мертвых. Банальное, но как нельзя точное название. Если раньше случайного путника окружали сплошные угрозы безвременной смерти, выдавливающие из него малейшие крупицы жизни, то теперь повсюду была сама смерть, избежать которой не было никакой возможности.