Проклятое наследство

– Хотите сбежать, Матрена Павловна? Так я вас с юродивым вашим не держу! Скатертью дорога! Но дочка ваша останется со мной. А если ослушается, так хочу вам напомнить про некое письмецо, вашей рукой написанное. Помните письмецо, Матрена Павловна? То, в котором вы велели Антону Кутасову младенчика австрийского ни в коем случае в живых не оставлять? Вы это письмецо тогда в камин швырнули, решили, наверное, этакие откровения бумаге не доверять, да вот только слишком быстро из кабинета вышли. Не успело письмецо сгореть, я его из огня достал и сохранил до лучших времен.

– Негодяй! – Она схватила Викешу за мышиный его пиджачок, тряхнула со всей силы, в надежде дух вытрясти.

Вывернулся, ударил кулаком в нос, пустил кровавую юшку.

– Вон пошли, – сказал ласково. – Надоели вы мне здесь, прихлебатели. Сил моих…

А договорить не успел, удивленно уставился на торчащее из своего живота острие ножа. Матрена Павловна тоже уставилась, сначала на нож, потом на стоящего позади Викеши Севочку. Севочка вытер окровавленные руки о рубаху, улыбнулся ей радостно, как в далеком детстве…

То письмо проклятое Матрена Павловна искала с остервенением, всю квартиру перевернула вверх дном. Да только не дурак был ирод Викеша, чтобы такой важный документ без пригляда оставить. Так и не нашла…

Севочку в тот же день забрала полиция, а вскорости его определили в дом для душевнобольных. Матрене Павловне казалось, что так оно для всех лучше, да только сердце материнское не обманешь. Сердце болело, кровью обливалось и из-за безумного сына, и из-за несчастной, чести лишенной дочери. А еще сердце испуганно вздрагивало всякий раз, когда в дверь стучали. Каждый день Матрена Павловна ждала, что найдется письмецо, Викешей припрятанное, что за нею придут. И жить со всей этой болью и всеми этими страхами было тяжко, почти невыносимо, да только все равно приходилось жить…