Проклятое сердце внутри меня (СИ)

- Конечно, даттебайо! - Вскочил на ноги, сжав кулаки, Наруто. - Мы не позволим подобному повториться! - Уверенно сказал Узумаки, со всей серьезностью смотря в алые глаза хозяйки дома. Изэнеми улыбнулась, прикрыв глаза, и склонив голову к плечу.

- Спасибо. Ты очень храбрый и добрый, Наруто-кун. - Тихо, но внятно сказала девушка. Генин смутился, покраснев и неловко улыбнувшись, закинув руки за голову. Саске издал свой коронный хмык, то ли соглашаясь с характеристикой, данной девушкой, то ли наоборот, опровергая её, считая неправильной.

- И вы не хотите отомстить? Просто хотите, чтобы их остановили? - сверля хозяйку дома тяжелым взглядом, уточнил Учиха, не понимающий такой логики. Он-то как раз-таки за смерть своих соклановцев хотел отомстить своему старшему брату. Это было единственной причиной, по которой Саске пытался стать сильнее. Девушка открыла глаза, внимательно посмотрев в черные глаза генина, казалось, заглядывая в саму его душу.

- Месть? - холодно переспросила она. - Какая глупость. Как будто это что-то изменит. Если ты отомстишь, это вернет умерших? Это тебя успокоит? Нет. Только зря потратишь время и силы, чтобы потом, свершив свою месть, понять насколько далеко зашел, чтобы испытать пустоту в сердце. Потеряешь на этой темной дороге всех, кто бы мог эту пустоту заполнить.

Мелодичный голос Изэнеми раскаленным металлом лился на мысли Саске, разжигая его ярость, но вместе с тем и осознание того, что в чем-то она права. Что есть правда в её словах, сказанных безразличным тоном.

- Мщение, как признание врагу в том, что нам больно. И мы хотим поделиться этой болью с ним, а на деле пляшем под его дудку. Куда забавнее смотреть на его растерянное лицо, когда говоришь ему, что прощаешь его и больше никогда в своей жизни не вспомнишь о нем. Забывший о мести, никогда не жалеет о содеянном. Совершивший месть, начинает только ей и жить.

Девушка прикрыла алые глаза. Чуть ссутулившись, будто растеряв последние силы, она медленно поднялась на ноги, опираясь на крышку пианино. Саске смотрел на неё во все глаза, раздираемый противоречивыми чувствами. А она неожиданно улыбнулась, посмотрев на замерзших генинов.

- Кто-нибудь хочет чай? - поинтересовалась она с самым дружелюбным выражением лица.

***

Был уже вечер. Генины вместе со своим сенсеем-джонином собрались на втором этаже, в выделенных им комнатах и о чем-то разговаривали. О чем, Изэнеми было неинтересно. Она сидела в гостиной, в мягком кресле, накрывшись теплым пледом, и читала одну из множества книг, собранных архитектором, бывшим хозяином этого дома. Настолько раритетные и прекрасные книги, которые нигде уже не найдешь, радовали мудростью своих авторов и складностью, красотой языка, которым были изложены такие простые, но поистине великие мысли. За последние две недели проживания в этой деревушке, Эми почувствовала себя лучше и уже отказалась от старого имени. То безумие медленно, но верно отпускало, книги и общение с дружелюбными жителями деревни помогали в избавлении от последствий действия чакры Джашина, да только… В душе не было ни намека на те теплые чувства, что демонстрировала девушка. У неё вызывали отвращение все эти расшаркивания с людьми, их доброта и желание помочь. И то, что она им помогала в ответ, вызывало лишь омерзение. Лишь тихие одинокие вечера, проведенные за книгами, вызывали умиротворение и даже чувство радости у джинчурики Кровавого Божества.

Эми не знала, что с ней творилось. Последствия это жизни в логове Орочимару или воздействия чакры Бога, но она не хотела спокойной жизни бок о бок с другими людьми. Возможно, жизнь в одиночестве, где-нибудь на краю мира, в окружении сотен книг, пришлось бы ей по душе, но девушка уже чувствовала у себя новую потребность. Аморальную, идущую против природы, но такую важную, такую сильную. Она была как жажда или голод, с ней было слишком трудно бороться. Именно из-за нее Эми никогда не сможет жить спокойно. Желание убивать было сильнее, чем ещё живущие в ней моральные устои и психологические барьеры, что возвела ни сколько она, сколько Фудо из Конохи. И в один прекрасный день все это исчезнет под натиском неконтролируемого безумия. Слишком сильна была эйфория, слишком сладостны были ощущения от убийства других людей. Такого удовольствия девушка, многое вытерпевшая на своем ещё маленьком веку, никогда не испытывала, потому-то и было вдвойне тяжело от него отказаться.