Проклятое сердце внутри меня (СИ)

Священник, взгляни на эту крошку, не уж-то ты хочешь сделать из нее сосуд, храм-темницу для наикровожаднейшего Бога всех времен? Ради спасения деревни и собственной шкуры ты принесешь в жертву тело этого невинного дитя и обречешь его на страдания? Что вырастет из ребенка, не вкусившего материнского тепла, любви, особенно если внутри будет сидеть могущественное существо и нашептывать будоражащие кровь картины, медленно подводя малышку к безумию? За что ты так ненавидишь этого ещё не успевшего даже сделать самостоятельного шага ребенка?

- Воля Господа-Бога, Творца нашего непреклонна и противиться его воле, значит противиться устоям мира, Аминь. - Заглушив голос собственной совести, убив в себе жалость и сострадание к новорожденной, священник перекрестился, поклонился и подхватив ребенка на руки, понес её в лес, в сторону от деревни. Пожалуй, самым удивительным в ситуации было то, что мужчина поклонялся единому Богу, хотя в этой стране большинство принадлежали совершенно иной религии…

Глава деревни предвидел будущее ребенка, зная, что его ждет, а потому решил скрыть всеми своими силами тот факт, что Бог, наславший на деревню столько бед, теперь будет запечатан в тельце этой безымянной девочки, только недавно появившейся на свет, а уже осиротевшей и получившей “подарок” в виде Джашина.

- Я не заслуживаю прощения. Нет мне ни оправдания, ни прощения! У меня не было иного выбора и я совершил такой великий грех, но надеюсь, когда-нибудь искуплю свою вину. - В бреду шептал священник, трясущейся рукой выводя на животике малышки печать, которая свяжет и в будущем будет удерживать жестокого Бога. Девочка орала от боли, когда еще незаконченная печать, горя алым огнем, жгла все её внутренности. На несколько минут, пока жизненная сила старика перетекала в печать вместе с чакрой, его седые волосы вспыхнули красным, став такими, какими были когда-то в молодости… Но его волосы быстро стали серыми и безжизненными, как только печать была закончена. Старик свалился рядом с малышкой и, трясущейся рукой погладил её по головке.

- Смею ли я дать тебе имя? - С ироничной улыбкой на губах, смотря на ребенка невидящими уже глазами, спросил глава деревни. - Если да, то я назову тебя Эми… - Еще один из клана Узумаки погиб, спасая то, что было ему дорого. Он от всей души желал, чтобы девочка выросла счастливой, несмотря на живущего в её теле Бога и, чтобы мир никогда не увидел её слез. Такова была последняя воля священника из деревни, скрытой в горячих источниках.

Вместе со смертью священника и запечатыванием Джашина, кровавый дождь, казавшийся бесконечным, неожиданно иссяк, а на смену ему пришел обычный, чистый дождь, быстро переросший в ливень. Вода сплошной стеной падала на землю, смывая кровь с улиц и домов, вымывая трупы людей и поливая еще не совсем мертвых, но и не совсем живых людей, вода напитывала иссохшую землю живительной влагой, даря свое свежее дыхание всему живому.

Алые облака потемнели, стали темно-серыми, серебряные вспышки молний пришли на смену карающим-багряным, и то скоро утихли, да и гром сместился к югу, громыхая уже издалека. Вскоре с неба исчезли тучи, показалось чистое небо, на котором красовались лишь непривычно яркие звезды. Беда миновала, многие погибли, но деревня будет жить…

Но почему никто не услышал отчаянный вопль, полный ужаса и боли? Вопль младенца? Люди и правда слишком эгоистичны, хотя сейчас их можно понять, они скорбят о погибших, но лучше бы вместо этого они спасали живых! Глупые, мерзкие людишки никогда не изменятся в глазах богов, которые были даже хуже этих людишек, но хотя бы этого не скрывали.

Джашин, надежно запечатанный в теле соплячки, как он её “ласково” теперь называл, желал лишь чтобы девчонка заткнулась и просто мечтал, что её найдут, ведь если девчонка умрет - смерть придёт и к нему. Хоть он и был Богом, которого боялись и ненавидели, такая вещь, как связывающая души печать клана Узумаки делала смертным даже Бога. Если девчонка умрет, душа Джашина отправится вместе с ней на тот свет, чего само божество не хотело. Не смотря на свою мощь и популярность, он, к своему стыду, был еще молодым, неопытным и на том свете не был ни разу, хотя многих людей отправил туда на “разведку”.