Проклятое время

– Как раз это мне и не нравится, – возразил алькальд. – Слишком уж они смирные.

– В истории человечества, – словно читая лекцию, сказал судья, – не зафиксировано ни одного парикмахера, который был бы заговорщиком, и ни одного портного, который таковым не был.

Алькальд держал судью Аркадио за локоть, покуда не усадил его во вращающееся кресло. В суд вошел, зевая, секретарь с напечатанным на машинке листком.

– Ну, – сказал ему алькальд, – принимаемся за работу.

Он сдвинул фуражку на затылок и взял у секретаря листок.

– Что это такое?

– Для судьи, – сказал секретарь. – Список тех, на кого не вывешивали листков.

Алькальд изумленно посмотрел на судью.

– Ядрена мать, – воскликнул он, – значит, и вы занялись этой хренью?

– Это как чтение детектива, – извиняющимся голосом сказал судья.

Алькальд пробежал глазами список.

– Хорошо придумано, – сказал секретарь. – Кто-нибудь из них наверняка и есть автор листков. Логично?

Судья взял список у алькальда.

– Ну не дурак ли? – сказал он, обращаясь к нему, а потом повернулся к секретарю: – Если я собираюсь наклеивать листки, то прежде всего, чтобы снять с себя подозрения, я наклею листок на свой собственный дом. – И спросил у алькальда: – Разве не так, лейтенант?

– Это дело не наше, – сказал алькальд. – Пусть люди разбираются сами, кто сочиняет эти листки, а нам над этим голову ломать не стоит.

Судья Аркадио изорвал список в клочки, скатал из них шар и бросил его в патио.

– Разумеется.

Но алькальд забыл об инциденте еще до того, как судья Аркадио это сказал. Упершись руками в стол, он заговорил:

– Я хочу, чтобы вы посмотрели в своих книгах вот что: из-за наводнений жители приречной части городка перенесли свои дома на земли за кладбищем, являющиеся моей собственностью. Что я должен в этом случае делать?

Судья Аркадио улыбнулся.

– Ради этого не стоило приходить в суд, – сказал он. – Проще простого: муниципалитет отдает эти земли поселенцам и выплачивает соответствующую компенсацию тому, кто докажет, что земли принадлежат ему.

– У меня есть все бумаги, – сказал алькальд.

– Тогда нужно только назначить экспертов, чтобы произвели оценку, – сказал судья. – А заплатит муниципалитет.

– Кто их назначает?

– Вы можете назначить их сами.

Алькальд поправил кобуру револьвера и пошел к двери.

Судья Аркадио, провожая его взглядом, подумал, что жизнь – всего лишь непрерывная цепь чудесных избавлений от гибели.

– Не стоит нервничать из-за такого пустячного дела, – улыбнулся он.

– Сперва вы должны назначить уполномоченного, – вмешался секретарь.

Алькальд повернулся к судье:

– Это правда?

– При чрезвычайном положении абсолютной необходимости в этом нет, – ответил судья, – но ваша позиция будет, безусловно, выглядеть лучше, если, учитывая, что вы хозяин земель, оказавшихся предметом тяжбы, за дело возьмется уполномоченный.

– Значит, скоро его назначим, – уверил его алькальд.

Наблюдая посреди дороги схватку стервятников за падаль, сеньор Бенхамин снял с ящика чистильщика одну ногу и поставил другую. Неуклюжие движения напыщенных и церемонных птиц, словно исполнявших старинный танец, до изумления походили на движения людей, надевающих маски из перьев грифов в карнавальное Прощеное воскресенье. Мальчик, сидевший у его ног, намазал светлым кремом второй ботинок и ударил по ящику – знак, чтобы он поставил на крышку другую ногу.

Сеньор Бенхамин, в лучшие годы зарабатывавший на жизнь тем, что писал прошения, никогда не торопился. Здесь, в его лавке, которую он проедал сентаво за сентаво, так что теперь у него оставалось всего четыре литра керосина и пачка сальных свечей, время будто остановилось.

– Дождь идет, а все равно жарко, – сказал мальчик.

Сеньор Бенхамин с ним не согласился. Он был одет в безупречной свежести полотно, а у мальчика рубашка на спине совсем промокла.

– Вопрос душевного состояния, – сказал сеньор Бенхамин. – Просто о жаре не надо думать, вот и все.

Мальчик не знал, что на это ответить, только снова ударил по ящику, и через минуту работа была закончена. Пройдя в глубину своей сумрачной лавки с пустыми полками, сеньор Бенхамин надел пиджак и соломенную шляпу, перешел через улицу под зонтом и постучался в окно дома напротив. Из приоткрытой половинки окна выглянула девушка с очень бледной кожей и иссиня-черными волосами.

– День добрый, Мина, – сказал сеньор Бенхамин. – Ты еще не собираешься обедать?

Мина распахнула окно настежь и ответила, что не собирается. Она сидела перед большой корзиной, полной проволоки и разноцветной бумаги. На коленях у нее лежали клубок ниток, ножницы и недоделанная ветка искусственных цветов. Пел патефон.

– Присмотри, пожалуйста, за лавкой, пока меня не будет, – сказал сеньор Бенхамин.

– Вы надолго?

Внимание сеньора Бенхамина было поглощено пластинкой.

– Я иду к зубному, – ответил он. – Не больше чем на полчаса.

– Ну ладно, – сказала Мина, – а то слепая не любит, когда я торчу подолгу у окна.

Сеньор Бенхамин перестал слушать пластинку.

– Теперешние песни все одинаковые, – заметил он.