– Очень интересно, – протянул Сангре, уважительно разглядывая немудреный на вид, но столь могущественный музыкальный инструмент. – Ладно, будем надеяться, что он очнется. Заодно сообщит и о том, кто именно убил Мануэля, а также покушался на его собственную жизнь, чтоб было чем прижать Эспиносу.
Глава 11. История Гамельнского крысолова
Петр честно изложил Улану, о чем он разговаривал с Изабеллой. Поначалу он выдал другу краткую версию, самую суть, но от человека, привыкшего выжимать каждого свидетеля досуха, не ускользнешь. В смысле, можно было бы, но тогда требовалось соврать, а этого Сангре принципиально делать не хотел. Пришлось отвечать. В результате Улан узнал все.
– Ну ты и крохобор, – заметил он, когда речь зашла о двадцати тысячах.
– Ну ты и садист, – мрачно прокомментировал он его возню возле печки.
– Ну ты и зануда, – это когда речь зашла о попытках Петра выжать из нее добровольное признание.
Бесконечные «ну ты и» стали порядком раздражать Петра (это вместо благодарности за все хорошее, что он для него сделал), но в конце Улан и сам, переосмыслив суть его беседы с Изабеллой в целом, заявил:
– Ну ты и… друг.
– А это что значит? – не понял Сангре.
– То, что таких друзей с самой большой буквы никогда и ни у кого не было, – пояснил тот. Петр довольно ухмыльнулся: все-таки оценил, зараза, но Улан продолжил: – Одного не пойму: как Чарльз смог увести всех за собой с помощью какой-то дудки.
Сангре отмахнулся:
– Да чего гадать. Придет в себя и расскажет. Ты лучше скажи, миллион и двести семьдесят тысяч флоринов – это много?
– По нынешним временам – гигантская сумма, – подтвердил Улан. – Точно не скажу, но думаю, вполне потянет на годовой доход государства, причем не каждого, а очень богатого, вроде Франции. А ты это к чему спросил? – насторожился он. – Или вознамерился отнять их у нее?
– Да что ты! – замахал на него руками Петр. – Предложить поделиться и только. Но, разумеется, не поровну. И ты знаешь, мне кажется, она будет лишь рада, если мы за соответствующую мзду возьмем на себя ее дальнейшую охрану и обеспечение безопасности. А что? Верность мы доказали, смелость с лихостью продемонстрировали, в своей надежности убедили – секьюрити хоть куда.
– Нехорошо это, – скривился Улан.
– Ну ты и поросенок! – возмутился Петр. – Для тебя ж стараюсь!
– Для меня?! – ахнул Улан.
– А то для кого?! Это ж самый надежный и главное, невинный способ продолжать оставаться рядом с нею, чего тебе и надо. Плата, разумеется, пойдет мне одному, а тебя я, так и быть, стану кормить из милости. Что, тоже не по душе? Ну, на тебя не угодить. Ладно, будем считать, что ты путешествуешь с деньгами – я про те, кои у нас уже имеются и те, что нам отстегнет Кейстут. Но остальное мое, и все, ша про гроши! – и желая поскорее сменить щекотливую тему, деловито поинтересовался: – Кстати, как там продвигается превращение возка в средневековую бронетехнику?
– Нормально, – буркнул Улан, постепенно остывая. – До завтрашнего вечера добьем и можно собираться в путь-дорогу, – он досадливо хлопнул себя по лбу. – Совсем про ее слугу забыл. И что делать?
Они ничего не надумали, но отправились в путь, можно сказать, почти как планировали. Почти, поскольку пришлось задержаться на трое суток. Правда, слуга был ни при чем – исключительно из-за сложностей, связанных с каретой. Поначалу возникли проблемы с железными листами, кузнец выковал их не совсем той конфигурации, какую заказывал ему Улан, а когда переделали, не сразу удалось впихнуть их вовнутрь. Да и с установками рессор, изобретенными все тем же Уланом, чтобы раненого слугу Изабеллы поменьше трясло, тоже оказалось изрядно мороки.
А где-то в полдень последних третьих суток к ним в слезах прибежала Загада, сообщив, что Чарльз умирает и призывая к госпоже. Но отвела она их не в покои на женскую половину, а в комнату к раненому – Изабелла находилась там. Завидя друзей, она встала и печально произнесла:
– Вы, кажется, хотели услышать его. Извольте. Уходя в мир иной, он пожелал очистить душу и поведать историю своей жизни.
– А ему это не повредит? – спросил Улан.
– Мне уже ничто не повредит, – хрипло ответил вместо нее Чарльз.
…Жил некогда в английской деревушке Каули, расположенной недалеко от Оксфордского монастыря, мальчик Чарли. Родителей он лишился очень рано. Чтобы сирота не ел попусту свой хлеб, его пристроили в подпаски к старому пастуху. Так прошло одно лето, а в середине второго тот скончался. Но, предвидя смерть, он еще за месяц до ухода в мир иной научил мальчугана играть на своей старенькой дудке с пятью клапанами для пальцев, а за три дня до кончины и вовсе подарил ее Чарли, наказав ему беречь ее пуще глаза. Мол, пока она с ним, за овец можно не беспокоиться.