Прóклятое золото Колымы

Лица, страдающие болезнями, помещались в открытую им больницу, где они и пользовались бесплатно.

Помимо того, он дал возможность отправлять мальчиков для изучения грамоты. Всё, что ни встречается, напоминает о сделанных им благодеяниях, и народ, все до единого, за оказанные им благодеяния пожелал запечатлеть все его заслуги на памятнике, считая за великое счастье пребывание в Нингуте столь великодушного генерала-старца, обладающего крепким телосложением и человеколюбием.

Памятник этот будет находиться на вершине горы Нингутайского района и будет напоминать о том, что в эти дни были прекращены военные действия, и народ Поднебесной империи очнулся и в стране водружены спокойствие и мир.

Питаем надежду, что после этого дружественные отношения будут более искренними и чистосердечными и сохранятся на долгое время, так что этим спокойствием и счастьем будут наслаждаться и наши потомки.

Перевёл губернский секретарь Сахаров.

1901 года, 3 февраля, г. Нингута».

В период «культурной революции» в Китае памятник Чичагову в Нингуте был варварски уничтожен. Во Владивостоке дубликат памятника был по неизвестным причинам расколот, и в настоящее время две его половинки стоят по разные стороны входа в одно из зданий Приморского краевого музея им. В.К. Арсеньева.

Участник трёх войн (Русско-турецкой 1877–1878 гг., похода в Китай 1900–1901 гг., Русско-японской 1904–1905 гг.), Н.М. Чичагов родился в 1852 г., окончил Пажеский корпус (1871) и Николаевскую академию Генерального штаба (1878). В должности начальника Заамурского округа Отдельного корпуса пограничной стражи прослужил с 1903 г. до неожиданной кончины в 1910 г.

Помимо орденов и медалей за Русско-японскую войну, был удостоен Высочайшей благодарности от Николая II: «…за вполне успешную и энергичную деятельность по охранению Восточной железной дороги, благодаря чему могло успешно завершиться сосредоточение Маньчжурской армии».

История об открытках

Во время очередной московской командировки я собирался зайти в редакцию журнала «Родина», в котором была опубликована статья о нашем университете. Редакция располагалась на Новом Арбате, в самом последнем от станции метро высотном здании-«книжке».

Решив свои дела в издательстве, я задумал пройтись по Старому Арбату, но из-за развернувшегося в этом районе строительства довольно долго выбирался из лабиринта узких арбатских переулочков. Заглянув в несколько антикварных магазинов, я надолго застрял в одном из них и перелопатил, наверное, целую гору открыток, разыскивая интересующие: о Владивостоке и Русско-японской войне. «Улов» был небогатым, и я с некоторым разочарованием двинулся было по дороге к станции метро. Неожиданно меня окликнул человек. Был он одет в лёгкую курточку, голову вершила незамысловатая, слегка надвинутая на лоб кепка, а лицо украшали густые с проседью усы.

– Извините, – тронул он меня за рукав, – я наблюдал за вами, когда вы отбирали открытки в букинистической лавке, и у меня есть для вас предложение. Кстати, меня зовут Евгений Михайлович, – представился он.

Я тоже назвался.

– Геннадий Петрович, я чувствую, что вы порядочный и увлечённый человек. А дело вот в чём…

И пока мы шли до станции метро, он поведал мне о том, что в его семье хранится набор открыток (примерно 100 штук) с письменными посланиями врача, работавшего в Харбине в период Русско-японской войны 1904–1905 гг. В завершение рассказа Евгений Михайлович предложил мне приобрести эту коллекцию, так как не хотел, чтобы она попала к перепродавцам. Когда он назвал цену, я невольно развёл руками. Таких средств у меня с собой не было, и мы договорились, что, будучи в следующей командировке, я обязательно с ним свяжусь. А пока он предложил посмотреть эти открытки вечером в гостинице, где я остановился.

Я легко согласился, потому что вылетал во Владивосток на следующий день, а вечер был свободным.

При встрече Евгений Михайлович рассказал немного о себе. Происходил он из интеллигентной семьи, в своё время закончил престижный технический вуз, работал в НИИ электроники, ну, а сейчас… Дойдя до этой части рассказа, он театрально развёл руками: «Жизнь заставляет заниматься и вот этим делом».

Тем временем я бережно перебирал открытки, запечатанные в целлофан, некоторые прочитывал, с трудом расшифровывая те или иные слова. Отметил про себя странную фамилию отправителя.

Потом были телефонные переговоры, и наконец, месяца через два после первой встречи я получил возможность работать с поистине бесценной перепиской, правда, односторонней.