Проклятые ключи

Никодим осмотрел юношу, нашел след от стрелы в печени, который стал причиной смерти, вздохнул и повел бога в домик, где помощник проживал.

— О причинах спрашивать не стану! — Вдруг набравшись смелости, заговорил старик. — Но позвольте один вопрос задать?!

Вершитель качнул головой в знак согласия, но на вопрос, как долго в человеческом теле пробудет, отвечать не стал, ибо сам не знал, когда ему игра эта наскучит.

За тысячелетия проведенные богом он много повидал, осуждал, прощал, но не чувствовал ни тепла, ни горечи. Любопытство взыграло, и бог отважился на отчаянный шаг. Выбрал место силой наполненное, снял запреты, которые еще до него существовали. Нравилось богу человеком быть: вдыхать аромат весенних трав, вступать по мягкой зеленой траве да ежится от прохлады вечерней. Чувства захлестывали с головой.

Если бы знал Верш, что поутру за ним с вилами да кольями придут, то не был так беспечен и еще ночью в дорогу отправился. Людей не боялся, а зря. Толпа жестока и беспощадна, но самое страшное она глупа!

В дверь отбарабанили. Но звуки слышались приглушенные. Юноша взглянул в окно из избы помощника, в дом старика вломились обезумевшие деревенские жители. Они вынесли на руках убитого Никодима. Вершитель по привычке устремился к почившему телу, но ничего не произошло. С ужасом, бог обнаружил, что магия больше не доступно ему. Осмотревшись, он схватил первые попавшиеся на глаза вещи: нестиранную рубаху, поношенные сапоги, плащ с дырявой подмышкой да булку хлеба, которая на столе с вечера лежала неприкрытая, оттого бока зачерствели.

Как из дома выбрался разговор отдельный, новые штаны и рубаха пару дырок заработали, когда через невысокий забор переливал юноша. Узелок, в который завернул добычу из дома помощника, в руках тащил, а босыми ногами по росе ступал.

Измотался на солнцепеке идти, но ноги дальше несли, поскольку сердце страхом полно было. Не понравилось новое чувство Вершу, но заглушить его, как не старался, не получилось. А еще правый бок периодически болью отдавал, не затянулась полностью рана.

Вершитель раскинул руки в подобие звезды, на траве лежа. Усмехнулся собственной глупости и опрометчивости и стал ждать, когда час его придет. Умрет снова юноша, и бог на место свое вернется. Но судьба, которая игру затеяла, Верша так просто отпускать не желала.

Почувствовал он прикосновение сначала, но глаз открыть сил не было. Потом на голову вода полилась. Встреченный купец, на вид, хорошим человеком оказался, а на деле — пронырой. Помог, травами выходил и с расспросами не лез.

Пока в полудреме бог находился, чувствовал, как телега по дороге раскачивается, подпрыгивает на ухабах да кочках. Потом качка началась, слышалось волнение морское да ветра свист. Но очнулся Верш уже на другом берегу Южного моря, а может Соленого, кто теперь разберет.

Когда Верш совсем окреп, купец продать его попытался. Приводил господ в шелковых одеждах да с покрытыми головами. Один явился с дочерью, увидев которую бог дар речи потерял. В душе искра загорелась, желанием жгучим снова и снова любоваться на красавицу. Если раньше трепыхался он, не позволял лица касаться, кусал пальцы, то теперь сам рот открыл, показывая два ряда ровных белых зубов, которым богатый царь бы позавидовал.

Незнакомца легонько локтя батюшки коснулась, тот сразу покупку оформлять начал. Так Вершитель в дом Элизиры попал. Юная девушка увлекалась рисованием. И прибывший из-за моря купец с необычным товаром, который идеально вписался в нарисованный пейзаж, пришлись, как нельзя кстати.

Бог подолгу сидел напротив девушки, увлеченной живописью, и рассматривал ее карие с зеленцой глаза. В них плескался прибой, бушующие волны и морская пена. Тонкие руки тянулись за лежащей на столике рядом кистью. Элизира, задумавшись, всегда слегка покусывала деревянный кончик, отчего нижняя губа казалась чуть больше верхней. Жар внутри Вершителя сбивал дыхание и вызывал дрожь в теле.

Юноша поднял руку и вытер со лба выступивший пот, девушка подскочила. Запищала, потому что криком тонкий мягкий голос назвать нельзя. Но бог ничего не понял из незнакомого языка. С магией и божественной силой ушло и понимание чужой речи. Чем больше чувств и эмоций он испытывал, тем человечнее становился, тем больше запретов нарушал. С блажью бога росло и не спокойствие в мире, но о том Вершитель думать не желал. А со временем начал забывать о прежней жизни. Роль бога казалась ему сном. Неужели он добровольно забыл мудрость, что тысячелетиями копилась внутри?!

Элизира приблизилась, понимая, что разговорами не добьется от бестолкового неграмотного раба толку. Положила ладонь ему на плечо и заставила опуститься обратно на стул.

Стоило девушке отвернуться и сделать шаг к мольберту, распущенные по местной моде каштановые волосы прошлись по лицу Верша. Он не выдержал. Одним рывком за руку усадил Элизиру себе на колени и поцеловал. Робко неумело, чем вызвал приступ смеха. Искушенной в любовных делах девушке, казались нелепы неуверенные движения раба.