Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

В «Некоторых» З.П. знатно накосячил – и даже сам не понял, насколько. А то не видали бы мы книжки. Грибные жульены и гусаки под фруктовым соусом из донецкого ресторана «Пушкин», обнимашки с Михалковым и Кустурицей, концерт Хаски, посиделки с Моникой Белуччи, Белград и Женева, донецкая водка, китайская водка, ром, ракия, вино, коньяк… И венец всему – гранатомет РПГ-9, не известный ни в одной армии мира. Не ту окопную правду поведал публике Захар Бронебойный, ой не ту… От него кровопролитиев ждали, а он гусака съел – тоже мне, певец во стане русских воинов. Потому работа над ошибками стала просто неизбежна. Эх, комроты, даешь пулеметы!

Есть и еще стимул: партия «За правду», очередной проект Натана Дубовицкого. До выборов в Госдуму всего ничего, тут уж не грех о себе напомнить: мол, не все по кабакам да баням кровь проливал. Тем паче Прилепина читают и на выборы ходят одни и те же люди: разведенки, которым за. Ибо и то, и другое можно делать лишь от острой сексуальной неудовлетворенности. Срочно за ноут – и ублажать, ублажать, ублажать. Вплоть до галочки в бюллетене.

Очень своевременная книга. По всем статьям.

«Романс» состоит из 14 рассказов. Лишь в первом тексте сборника протагонист – безымянный штатский. По остальным 13, как цыганы по Бессарабии, кочуют ополченцы Лютик, Дак, Худой, Скрип, Лесенцов, Вострицкий, Болт, Ангел… в общем, силами до взвода. Подозреваю, товарищ замполит замахнулся было на роман, да пришлось отдать в печать огрызки – о причинах я уже докладывал.

Незадача в том, что романы Захар Фугасный еще кое-как пишет, а рассказы – вообще не умеет: идеями не богат. Самые значимые его опусы скроены по чужим лекалам: «Санькя» – по горьковским, «Обитель» – по довлатовским. Тотальное отсутствие мыслей в романе можно кое-как декорировать, но в малой прозе – при всем желании не получится: негде и нечем. Рассказ требует предельной концентрации смысла и действия; без идейной опоры сюжетные и композиционные конструкции мгновенно рушатся. Взгляд и нечто – скверный фундамент для малой формы, но ничего другого З.П. предложить не в состоянии. Первый же сборник «Грех» отменно это подтверждал: автор ликвидировал как класс сюжетостроение, внутреннюю логику текстов и событийную обязательность. Примеров потом было, как у дурака махорки: материалом для «Ботинок», «Восьмерки» и «Семи жизней» служил тот же основательно подтаявший пластилин.

Галина Юзефович отозвалась о прилепинской манере с обычным эмфатическим придыханием: «В каждом рассказе Прилепин аккуратно развешивает по стенам ружья, которым не суждено выстрелить, размечает тропинки, по которым читатель доверчиво устремляется к обманчиво предсказуемому финалу лишь для того, чтобы в последний момент вылететь снакатанной трассы в кювет».

Вердикт Аллы Латыниной выглядел суше и отчетливее: «Рассказы Прилепина – возможно, вполне сознательно – аморфны, в них главное не движение сюжета, а чувство, ощущение, настроение. И эта их аморфность и фрагментарность становятся особенно заметны, когда они собраны вместе».

У «Романса» те же проблемы с опорно-двигательным аппаратом: полная и безоговорочная бесхребетность, которую настойчиво выдают за подтекст. Хемингуэй тут у нас, понимаете ли. Все тексты сборника выстроены по одной и той же схеме: вялотекущая километровая экспозиция плюс ключевой абзац, а иногда и фраза. Якобы невероятной глубины и значимости.

В «Дороге» успешный топ-менеджер Вострицкий собрался на войну «от легкости жизни, и еще оттого, что мироздание, казалось, окосело, скривилось, съехало на бок». Дети, кто понял дядю Женю, поднимите руки. Дальше читателю предстоит долго продираться через рвы, надолбы и проволочные заграждения ничего не значащего нарратива: таможенный досмотр, покупка чая и пирожков, знакомство с местными собаками, смотр пустых машин на обочине. Вострицкий раза три покурит, глотнет переслащенного чая, скормит невкусные пирожки шавкам, в пути у него раз пять проверят документы… И лишь в последнем абзаце добрый автор растолкует, зачем затеял эту эпопею: герой удалит из телефона все контакты – чтобы подлые укропы в случае чего не звонили родным и не требовали выкуп. Ладно, оборвал мужик все связи с прежней жизнью. На это ушло ровно 159 слов. Для чего понадобились еще 3 990 – не знаю. Боюсь, и Захар Осколочный не знает.