Проклятые поэты

Если все феномены физической и духовной жизни суть разные проявления одного начала, то с помощью любого из этих феноменов можно вызвать представление о жизни высшей, которая пронизывает все, и любой природный предмет, любое творение духа способно быть символом. Поскольку же все восходит к абсолютному духу, каждая вещь может быть истолкована на множество ладов, а значит, в распоряжении поэта неиссякаемый запас символов. И подлинный поэт отличается от стихоплета, жонглирующего словами и образами, тем, что умеет придать своим символам глубину.

Символизм в таком понимании существовал испокон веков, ибо в этом основа поэзии вообще. Именно потому, что символ играет синтезирующую роль, питает одновременно чувства, душу и ум, он и превосходит аллегорию и сравнение, которые разделяют и обособляют то, что он соединяет и сплавляет в одно общее целое.

Название «символизм» ничем не хуже любого другого, при том, что оно не должно принадлежать какой-либо одной поэтической школе исключительно. Немецкие романтики имеют на него такое же право, как наши современные символисты. Немецкие романтики изыскивали самые емкие символы как в природе, так и в легендах, сказках и мифах разных стран, которые они непрестанно изучали. Это и побудило Крейцера написать «Символику», посвященную анализу мифологии древних народов.

Даже начиная с подражания природе, искусство стилизует изображение. Реализм – лишь отправная точка искусства: во все времена он лежит у его истоков, которые, развиваясь, обретя собственную форму, преодолевают натуралистическую тенденцию символизмом. Стилизующая вещи символика тем значительнее, чем прочнее она уходит корнями в предшествующий ей реализм. Это относится к искусству средних веков, Ренессансу, барокко, классицизму, романтизму. Вообще же реализм – «довольно-таки побочное явление культуры, возникающее подчас совершенно неожиданно, то здесь, то там, чтобы затем столь же неожиданно исчезнуть». Это – второсортное искусство, всегда уступающее место «бóльшему», ассоциирующемуся с глубинной сущностью жизни.

Символизм – это стиль мышления, но, как мы помним, «стиль – это человек». Дар писать в определенной манере – это в каком-то смысле жить и мыслить в соответствии с нашим литературным стилем. «Мы подгоняем себя под нашу конкретную форму красноречия». Здесь важно, чтобы, обретя выразительное, эйдетическое письмо, не поддаться искушению впасть в крайности напыщенного или «сниженного» стиля. Символизм – это мера, это чуткость к слову и значению, это хайдеггеровская способность слышать голос бытия без существенных искажений. Сочетание выразительности и простоты – идеал стиля.

Андрей Белый категорически отрицал литературные крайности – формализм и проповедничество. Высшее, религиозное назначение художника он видел в синтезе прошлого и будущего, стиля и идеи, музыки души и душевности.

Если литература – орудие индивидуалиста, он превратит литературу в изящную словесность. Становясь орудием универсалиста, литература – идейная проповедь. Иногда стилистика покрывает идейную проповедь; иногда обратно: сама проповедь превращается в стилистическую форму. Все же в корне своем обе формы литературного культа не уживаются в современности. Стилист отрицает проповедника, проповедник – стилиста.