Зачем ты дар отверг, в своей слепой гордыне,зачем ты отдал мир случайностям в удел,чтоб Правде на земле бессмертной стать отныне,зачем ты кесаревой порфиры не надел?Нет, ты желал испить всю горечь испытаний,и вот, под чернотой небесной пригвожден,истерзанный, повис на высоте страданий,и криком ужаса был твой последний стон!Ведь усомнился ты в своем святом творенье, —и трепет смертного, и мук напрасных дрожьв растерзанной груди вопили в исступленье,когда умчала смерть божественную ложь.Но мы, наследники твои, неутомимои словом и костром готовя торжество,бессильного казня, могучими любимы,из сына плотника создали божество.Леконт де Лиль – Альфреду Лавидьеру:
Всю свою жизнь, с тех лет, как я стал читать и писать, я непрестанно изучал оба языка-прародителя и большинство известных литератур, начиная с вед и обеих индусских эпопей. Я знаю мало, потому что не очень стар, но то, что я знаю, я знаю хорошо. Кроме того, я родился в критический по преимуществу век и похож на него. Из этого следует, что, даже помимо моей воли, идеи у меня не слишком запутанные и очень устоявшиеся, даже если допустить, что они неверны, чего я, впрочем, не допускаю ни на мгновение.
Наконец, я занимался с постоянством и энтузиазмом изучением Ритмического языка, того, что Вы называете искусством, а я – поэзией, имея в виду, что поэт был, есть и вечно будет тем, кто выражает в формах, сообразных с темой, свое идеальное ощущение душ и вещей. Я медленно, терпеливо на протяжении первых десяти лет своей духовной жизни – с 20 до 30 лет – выносил, воплотил, переделал тысячу раз, прежде чем опубликовать, 5000 стихов моих «Античных поэм», и это доказывает, по меньшей мере, что я придавал огромное значение выражению, форме, которая для меня, как и для Вас, – sine qua non поэзии, или искусства – по Вашей терминологии. Наконец, все критики, благожелательно или враждебно настроенные к сущности моей поэзии, были единодушны, по крайней мере, в похвале добросовестности, с которой я отделываю стихи. Совсем не для того, чтобы противопоставить Вам их мнение, я все же наивно признаюсь, что на сей счет придерживаюсь той же точки зрения.
Леконт был не только замечательным поэтом, но умел в двух-трех фразах «схватить» творчество предшественников, о чем свидетельствует ряд мест из его переписки с Лавидьером: