Проклятые сны (СИ)

Каждый раз это была непонятная лично мне лотерея — словно в неведомом барабане лежали бумажки с бесконечным количеством вариантов, и кто-то очень азартный крутил этот барабан каждую ночь, подкидывая мне веселья в жизни.

Иногда я бродила по странным местам — пустынным, без намека на присутствие человека, но по-своему красивым. С абсолютно нелогичной расцветкой растениями или землей, которые завораживали одним видом. Такие сны я любила — они были наполнены впечатлениями и активным любопытством, а утро начиналось с хорошего настроения.

Но…

Таких снов в общей массе было меньшинство.

Один раз меня закинуло в жерло вулкана. Кипящая масса внизу, от которой горела кожа и легкие, слезящиеся от ярких отблесков глаза, неудобный и ненадежный выступ — мне тогда казалось, что это никогда не закончится.

Были странные существа — разумные и не очень, от которых чаще всего приходилось скрываться.

Были падения с высоты в водопадах, тучи жалящих насекомых, попытки пару раз меня сожрать в сыром виде, один раз — в готовом…

После таких ночей я просыпалась с бешено колотящимся сердцем и тяжелым комком ужаса, скапливающемся где-то в животе. Трясущиеся руки и ноги дополняли эту картину, а чувствовала себя выжатой тряпкой. Седых волос, как ни странно, не появилось ни одного, хотя по ощущениям они должны были выпасть сразу, без предупреждения.

В такие дни у меня долго не получалось прийти в себя — наваливалась какая-то тяжелая усталость, а мышцы наотрез отказывались слушаться, будто измученные наяву. Нерон ругался, обвинял в том, что я специально филоню на тренировках или, это было еще обиднее, что ночами озабочена не сном, а излишне бурной личной жизнью. Я огрызалась, мы ругались, но по факту не менялось ничего — через день-два все повторялось заново…

Совсем недавно заметила, что влиять на сны все же получается, хоть и срабатывал этот метод не всегда. Но довольно часто, поэтому пренебрегать им не решалась. Нужно было сжать бабушкин медальон — он мне достался в наследство и теперь всегда висел на шее на длинной тонкой цепочке. Бабушка умерла, когда мне едва ли исполнился год — по крайней мере, так рассказывала мама. Сама я не помнила худощавую приятную женщину с длинной толстой косой, перекинутой через плечо и цепким, внимательным, но совершенно не злым взглядом, которая улыбалась мне с единственной сохранившейся фотографии. Остальное потерялось, когда мама решила переехать в этот город. Сразу коробки не пересчитала, а уж кто оказался нечистым на руку — перевозчик или грузчики, теперь уже и не выяснить. Но в одной из исчезнувших коробок был наш семейный архив.

Хорошо, хоть медальон сохранился. Я любила его сжимать в ладони — округлый гладкий камень, прозрачно-черный со слабо мерцающими синеватыми вкраплениями казался всегда теплым. А островатые грани ажурного рисунка оправы из серебра приятно покалывали кожу, каждый раз заставляя мурашки разбегаться выше по руке. Мне казалось, что он должен открываться, но мне это сделать не удавалось. А мама только разводила руками — говорила, что ни разу не видела, чтобы бабушка его открывала. Но попыток найти механизм я все равно не оставляла.

Усталость оказалась настолько сильной, что уснула почти мгновенно.

Напрочь забыв погладить медальон, хотя, казалось, это стало таким же естественным, как почистить на ночь зубы.

И расплата за собственную забывчивость не заставила себя долго ждать…

Мне показалось, что я закрыла глаза и отключилась буквально на секунду. А в следующий момент уже открыла их в совершенно незнакомом месте. Хотя оценить это получилось далеко не сразу — темнота вокруг царила прямо-таки впечатляющая. Городскому жителю сложно понять эту вязкую непроницаемую чернильную хмарь, которая заставляет нервно сглатывать и беспомощно шарить руками в пространстве, с первых секунд теряя разницу между открытыми и закрытыми глазами. Когда любой, даже самый крошечный светлячок кажется чудом и желается больше, чем что-либо и когда-либо в жизни. Потому что меньше, чем через минуту этой вынужденной слепоты, начинает казаться, что опора уходит из-под ног, а мир начинает тонуть в сюрреализме, растекаясь странной геометрией…

Впасть в состояние крайнего ужаса я не успела, хотя страху хлебнула изрядно. Пара минут растерянности, с десяток неуверенных и неловких шагов — и впереди появляется будто отблеск света. Приглушенный, красноватый, но мне и этого достаточно. Еще с полдесятка шагов и я могу различить очертания окружающих поверхностей.

Это пещера — теперь понимаю это совершенно точно. Неровные каменные стены, сходящиеся под углом вверху покрыты сухим мхом, под ногами еле слышно шуршит песок — ничего ужасного и пугающего вроде светящихся чужих глаз, шипения и шелеста крыльев над головой нет. А когда страх отпускает окончательно, разжимая ледяные объятия, понимаю, что вокруг еще и довольно тепло. Настолько, что хочется снять тонкую кожаную куртку, мягко и удобно облегающую тело.