Как я приняла душ, переоделась и вышла из здания — не запомнила. Удивил ли меня разговор с Нероном? Нет, это слишком далекое от действительности определение. Он меня потряс до глубины души.
Еще и еще раз прокручивая в памяти наш диалог, вспоминая даже малейшие оттенки голоса тренера, я пыталась, если не получить ответы на не дававшие покоя вопросы, то хотя бы принять то, что он уговорил меня сделать завтра. Но получалось откровенно плохо.
Точнее, не получалось совсем.
Но и причин не верить Нерону не было.
Ни одной.
В итоге, я так ни до чего и не додумалась. Встреча с Ирмой получилась смазанной. Расслабиться и отвлечься на веселую болтовню с подругой тоже не смогла. Я витала в собственных мыслях, часто игнорируя вопросы и переспрашивая. И Ирме это в конце концов надоело.
Теперь и у нее появились вопросы. Как будто мне своих было мало…
Однако и портить только-только наладившиеся отношения мне хотелось меньше всего. В итоге, извинившись и объяснив свою нервозность завтрашними испытаниями и неважным самочувствием, я облегченно выдохнула — Ирма поверила и от души посочувствовала. Ей, как целителю, до собственных экзаменов оставалось еще полгода — переживать было еще рано.
Я даже добавила про то, что на испытаниях будут присутствовать главы общин и глава Управления Летучих отрядов. Подруга впечатлилась.
В итоге, запланированная прогулка продлилась всего час, но расстались мы вполне на позитивной ноте. И я заторопилась домой — хотелось побыстрее оказаться в тишине собственной комнаты и, приготовив себе большую чашку горячего шоколада с зефирками и шапкой взбитых сливок, попытаться привести мысли в порядок. Тем более, что времени для этого оставалось не так много — ближе к вечеру меня ждали в баре, Дем просил помочь часов до десяти. Одна из постоянных официанток срочно отпросилась по семейным обстоятельствам как раз до этого времени.
Вот только день, начавшись наперекосяк, решил упорно следовать данной тенденции…
Входная дверь оказалась незапертой. Я удивилась — мама обычно в это время на работе, и редко приезжает посередь дня домой. Только в крайних случаях. Последний такой случай, насколько я помнила, был месяцев десять назад, когда она решила перенести очередную простуду «на ногах», а в итоге через четыре дня «свалилась» с высоченной температурой и подозрением на воспаление легких. Тогда она, хоть и отказалась ехать в больницу наотрез, мужественно пролежала в постели целых три дня, принимая выписанные врачом лекарства до последней таблетки и строго по часам. Перспектива попасть на двухнедельное стационарное лечение напугало тогда ее изрядно.
Впрочем, меня тоже — видеть свою маму, всегда собранную и боевую, в полубеспомощном состоянии оказалось нелегко. Она тогда даже в туалет вставала с трудом…
Именно поэтому, открыв дверь и расстегивая на ходу куртку, я успела покрыться мелкими мурашками от накатившего страха. Впрочем, взяла в руки я себя быстро. А услышав родной голос, доносившийся с кухни, облегченно выдохнула.
Но вот второй голос…
Что он здесь делает? Мне казалось, что мы обо всем договорились…
— Об этом не может быть и речи!
Мама редко выходила из себя. А уж настолько, чтобы повышать голос… Я остановилась в прихожей, так и не сняв куртку, не зная, что делать дальше. Дорога в комнату лежала мимо кухни. Меня пока не заметили, но и выдавать свое присутствие мне хотелось меньше всего.
За все годы моего обучения ни тренер, ни мама ни разу не говорили о том, что знакомы. Причем знакомы настолько близко, что Нерон пришел ко мне домой, а не ограничился разговором по телефону. Да и о чем разговор? Мама никогда не приходила на мои тренировки и соревнования…
Как же мне надоели эти тайны!
Я так и не пошевелилась…
— Ты не понимаешь!
Обычно спокойный голос Нерона сейчас звенел таким калейдоскопом эмоций, что я на миг засомневалась, тренер ли это.
Но только на миг.
— Я все прекрасно понимаю, Нерон! И окончательно порвала с прошлым много лет назад!
— И со мной…
И снова горечь и тоска, такие же, как в подсобке. Такие, от которых легкие сжимаются, а дыхание становится нестерпимо болезненным, лишая всякого желания жить дальше…
— И с тобой.
Но маме тоже нелегко, несмотря на показную холодность. Не знаю, что слышит Нерон, но для меня очевидно, что слова даются ей очень непросто. Вот только мама не из тех, кто сдается или меняет свои решения.
— Яна, пожалуйста, поверь…
— Не надо! Я не хочу слушать ни твоих оправданий, ни твоих объяснений. Не думаю, что ты можешь сказать что-то новое, а все остальное мы давно обсудили. И меня зовут Мария!
— Новое имя не сделает тебя другим человеком.
— Нет, конечно, — я не видела, но чувствовала, как она пожала плечами, отворачиваясь к окну, — но оно позволило мне начать другую жизнь. Без тебя и всех остальных. Без предателей, которые столько лет притворялись друзьями.
— Яна!
— Мария, Нерон!
Повисла напряженная тишина, пробирающая до самых внутренностей.