Проклятые судьбы (ЛП)

— Это не миф. Она реальна. И мы приближаемся все ближе. Как только Лайонел получит ее, то сможет использовать, гарантируя, что он и его верные подданные будут неуязвимы для силы других фейри. Никто в Солярии не сможет свергнуть его с трона. Все падут под его несокрушимой властью. — Она вырвалась из моей хватки, направилась к двери, скользнув через нее, без лишних слов, оставив меня с разорвавшейся бомбой у лица.

Имперская Звезда предположительно упала с неба тысячи лет назад, ее нашла первая королева, когда-то сидевшая на троне Солярии, увидев пылающую дугу, которую та прочертила в небе во время падения. Как только она обрела её, ей стали являться видения по ночам, шепот, словно от самой звезды, который поведал ей о Темной магии. Она была первой фейри, которая научилась и стала использовать ее способности в своих интересах.

Затем, из поколения в поколение, она передавала звезду своим наследникам вместе со знаниями о магии, которой научилась. И когда звезда попала в руки ее правнука, он обнаружил еще одну силу, которой она обладала. Звезда могла хранить магию в своих недрах. Поэтому перед смертью он наделил её даром для своих преемников.

Легенда гласила, что первым даром была некромантия, дающая обладателю силу говорить с мертвыми. С каждым поколением добавлялось все больше даров, миф становился все более размытым, пока рассказанные истории о дарах не стали дикими и преувеличенными.

Говорят, что никто не может владеть звездой без королевской крови, но, поскольку слухи об этом распространились далеко и широко, многие стремились украсть ее. Поэтому было создано общество под названием Гильдия Зодиака, состоящее из могущественных фейри, обученных приемам темной магии, чтобы защитить Имперскую звезду и сделать так, чтобы она никогда не покидала рук королевской семьи. Существовала тысяча версий того, где хранилась звезда: одни говорили, что она была вделана в рукоять меча или клинка, другие — в корону, кольцо, чашу. А легенды, связанные с её силой, были еще более дикими и разнообразными.

В большинстве версий было одно, и это то, что звезда обладает даром делать своего владельца неуязвимым для магических атак. Так что если звезда действительно существует и Лайонел завладеет ею, то это будет не просто угроза нашему миру, это будет конец жизни, какой мы ее знали.

Дариус

Когда учебный год подошел к концу, наступил сезон экзаменов. Появились группы поддержки Сфинксов для тех, кто страдает от пристрастия к учебе, вспыхивали постоянные драки фейри с фейри, когда люди срывались под давлением, и целые ряды амулетов, зелий и заклинаний, якобы улучшающих учебу, продавались по всему кампусу любому идиоту, достаточно доверчивому, покупая их.

Я как можно чаще уединялся в Королевской Лощине с другими Наследниками, чтобы заниматься вдали от отвлекающих факторов. Директор Нова даже разрешила нам забирать редкие тексты из Библиотеки Венеры, чтобы мы избегали фан-клубов, скрывающихся в стеллажах, а я был рад, что мог максимально избегать Милдред в большинстве возможных ситуаций.

Единственным недостатком нашей изоляции было то, что я виделся с Рокси гораздо реже, чем хотел. Я по-прежнему бегал с ней каждое утро, и хотя больше не прикасался к ней с тех пор, как были на утесе и пытались игнорировать звезды, мне казалось, что с того дня между нами многое изменилось. Она стала инициатором. И хотя я прекрасно понимал, что ей было намного легче выразить себя физически, чем открыться эмоционально, теперь у меня были все основания полагать, что она хотела и того, и другого со мной. Это было и благословением, и проклятием.

С уходом Лэнса не было того, кто мог бы посвятить достаточно времени на поиск выхода из нашего статуса Несчастных. Тем более, что он искал ответы в архивах, а там половина рукописей была на древних языках, которые никто из нас не смог бы прочитать, даже если бы было свободное время на поиски. А это значит, что фактически любой прогресс, который был достигнут в снятии проклятия с меня и Рокси, остановился. Не то чтобы я был уверен, что из этого вообще есть выход, но я начал испытывать чувство — которое может вернуться, наказать, вырвать мое сердце и в конце концов оставить меня задыхаться от собственного горя — надежду.

Чем больше я размышлял о том, что мы можем найти выход из этого положения, как-то быть вместе, тем больше моя душа жаждала, чтобы это оказалось правдой. И не важно, насколько рациональная часть моего мозга не хотела поддаваться этому чувству, я ничего не мог с собой поделать. Каждый раз, когда я узнавал о ней что-то новое, у меня возникало все больше вопросов. Каждый раз, когда видел ее, тосковал по ней еще сильнее, чем в прошлый раз. Я потерян для этой идеи. Потерян для нее. И от этого не было возврата, даже если действительно все безнадежно.