Все, что мы сделали — обрезали тросы приманок и выбросили их. Мы легко обошлись с Койне. В прошлом году в деревушке Френдшип кто-то посреди ночи потопил «Лобстэх тэкси» и «Фэнтезиз». Несколькими годами ранее резня в Оулс Хед и стрельба в Матиникус. Если вы нарушали границы рыбака, он должен был отомстить.
Рыбак против рыбака — это личное. Но когда так делал весь город, продуманно и согласовано — это называлось войной за территорию. Поэтому я промолчала и посмотрела мимо мисс Парк.
Спокойно, но стараясь скрыть сарказм, она сказала:
— А потом, по чистой случайности, мистер Койне обнаружил вас с братом на пристани в два часа ночи. Вскоре после того, как понял, что кто-то испортил его приманки. Но это никак не связано.
— Это не война рыбаков за свою территорию, — огрызнулась мама.
— Тогда что? — ответила также мисс Парк.
Моя мать встала между нами и потянулась к картофелечистке. Она поднесла ее к кончикам моих пальцев и беспощадно поскребла. В последний раз она делала так, когда я была ребенком. Я могла бы привести себя в порядок сама.
И все же она намылила и принялась тереть мою ладонь своими тонкими пальцами.
— Откуда вы, мисс Парк? Конкорд?
Ничуть не удивившись, мисс Парк сказала:
— Бостон.
Мама потерла немного сильнее, скрывая сдавленный звук, который она издала. Та самая, которую вызвали из Южного Мэна. Своим вопросом мама попыталась узнать не из Нью-Хэмпшира ли она.
Выпрямившись, мама подставила мои руки под кран и стальным голосом сказала:
— За такого рода войну мы проголосовали бы всем населением. И тогда бы каждый участвовал в этом, а не один ребенок.
— Мам!
Резко вскинув голову, она пристально посмотрела на нас обеих.
— Я не позволю этому ублюдку уйти безнаказанным, только потому что она не понимает, как здесь все устроено.
Вернув внимание к мисс Парк, она продолжала:
— Если вы заявите о войне между рыбаками, присяжные вас не будут даже слушать.
— Тогда, может, мне кто-нибудь расскажет, что произошло.
В голове шумело, а уши заложило так, как если бы я погрузилась глубоко под воду. Испортить чужие приманки не считалось преступлением, но я могла потерять лицензию. Сроком на три года. Три года отцу пришлось бы оплачивать работу помощника и за это время, вместо заработка, деньги бы только уходили.
Поэтому я боролась, утверждая, что ничего не знала об испорченных приманках. Я могла попросить о том, чтобы меня судили присяжные. И если бы они сочли меня виновной, у меня бы ничего не осталось. И у моей семьи.
Конечно, я могла продолжить зарабатывать пиявками, но этого недостаточно. А мысль о том, что я буду наблюдать, как другие уходят в море, в то время как нахожусь на суше, похожа на смерть.
Но только если меня признают виновной. Возможно, нет. Присяжные — наши люди и они понимают, что нужно защищать свои воды. Если направить их взгляд в другое направление, они покачают головами, отмахнутся и скорее всего меня отпустят. Возможно.
Но сделают ли так, если я признаю свою вину перед присяжными? Не знаю. Вынесут ли Койне приговор, если я этого не сделаю? Грудь сжало в тиски, когда я попыталась сопоставить правильное решение с тем, что необходимо.
Ожидая ответа, мисс Парк спросила:
— Ну так что?
Посмотрев мимо нее, я увидела отца, сидящего в пикапе. Внезапно его озарил оранжевый свет. Он снова закурил. Затянувшись сигаретой, откинулся на сидение, освещенный светом. Отец бросил курить ради Леви. А сейчас снова начал, видимо решив, что терять больше нечего. Ничто не будет как прежде, и я сдалась.
— Да, я сделала это, ясно? — Я повернулась к мисс Парк, держась за край раковины позади меня. — Он ставил свои приманки рядом с нашими, и никто ничего не делал. Он даже не местный. Почему рыбачит в наших водах?
Мисс Парк открыла одну из папок.
— Начнем сначала.
— Вы уже знаете начало, — ответила я.
Я закрыла глаза и услышала звук моря в своих воспоминаниях. Ночь была ясной. Прохладный ветерок, разгоряченная кровь и то, как замедлились мои воспоминания.
Я не сразу поняла, что это конец. Мой смех эхом разнесся по палубе «Дженн-а-Ло», немного жутковатый и отдаленный. За несколько минут до этого ночь была яркой и ясной — черное усыпанное звездами небо и большая серебристая луна.
Но влажный перламутровый туман внезапно окутал небо и берег. Я едва видела Леви в рулевой рубке, хотя он находился всего в трех шагах. Никто не мог видеть нас в вихревом тумане, что играло нам на руку.
— Как много испортим? — спросил Леви. Вопрос выплыл из тумана.
— Все, — ответила я.
Я облокотилась на борт. Темное море простиралось вокруг меня. Шепот, который убаюкивал меня ночью и звал на рыбалку утром, снова звал меня с борта. Он же дразнил меня, когда я находилась в школе. Оттуда я могла видеть порт лучше, чем из любой другой точки в городе.
Однажды отец уйдет на пенсию. И я стану капитаном, а мои дети или дети Леви, они будут помогать. Мы рыбачили в тени Джексон-рок уже триста лет. Будь моя воля, их было бы на триста больше.
И именно поэтому мы с Леви тайком выбрались из дома посреди ночи. Вот почему мы стащили ключи от лодки из кармана отца, не сказав никому ни слова.