— Анна… — прошептал Ван Хелсинг. Как у него сейчас болела душа за это создание, ставшее пешкой в столь жестокой игре. Досель она доблестно сносила все тяготы и лишения, падала, но находила в себе силы подняться, а сейчас… У нее не было сил, она сдалась, потеряла цель. И это было страшнее всего. Казалось, что она даже не могла больше проливать слезы, ибо до дна выплакала чашу собственной души.
— Довольно этих сказок, — поднимаясь, проговорила она. В тот миг, впервые с момента обращения, ее лицо исказила чудовищная гримаса, а глаза запылали адским зеленым пламенем, и пламя это было столь устрашающе, что даже охотник попятился назад. — Я сыта этими лживыми пророчествами!
— О чем ты? — настороженно спросил Гэбриэл.
— О картине на стене в моем замке. Там говорилось о том, что лишь оборотень, Левая рука Господа, может убить Дракулу! Там говорилось о том, что лишь тебе подвластно это деяние, но… — взглянув на тело возлюбленного, Анна почувствовала, как к горлу подступает ком.
— Но его убил Мираксис… — протянул Ван Хелсинг. — Я сожалею… но мы не можем так сдаться, иначе его смерть будет напрасной.
— Он отдал свою жизнь для того, чтобы жили мы! Ты сам это сказал. По-твоему, если мы погибнем в этой обреченной на неудачу битве, это будет достойная плата за его жертву? — она хотела отомстить, хотела уничтожить Мираксиса, но сейчас боль была такой сильной, что руки опускались.
— Анна, — прошипел охотник, — я не узнаю тебя! Неужели бессмертие лишило тебя отваги?
— Скорее наделило мудростью. Довольно, я уже потеряла всех, кого любила. Я не хочу потерять еще и вас. Селин права, наша смерть не сможет ничего изменить! Я готова пойти за тобой хоть на край света, но сейчас это бессмысленная жертва на потеху Мираксису.
— О каком пророчестве ты говорила? — поинтересовалась Селин, хранившая до этого времени молчание.
— О том, что Валерий увековечил на тайной картине. Не знаю точно, откуда оно взялось и чьему авторству принадлежит, но сейчас это не имеет никакого значения, — с раздражением бросила принцесса.
— Отнюдь, — отрицательно покачав головой, проговорила вампирша, присаживаясь у тела графа. — Пророчества бывают двух видов: правдивые и ложные, — если исключить последние, то первые так же можно разделить напополам: те, что можно изменить, ибо они повествуют лишь о грядущих событиях и времени, не предрекая их результата, и те, что являются непоколебимыми, ибо их скрепила печать самого Создателя. Они не говорят о том, что произойдет и когда, они дают лишь знания того, каков будет результат…
— Что за чепуху ты говоришь? — с непониманием спросила Анна. Ван Хелсинг так же стоял, как пораженный громом, с изумлением наблюдая за Селин. Сколько всего из мира Тьмы еще оставалось сокрыто от его глаз? Сколько тайн хранила ее душа? Он понимал: на то, чтобы принять свою новую сущность, вампиры и оборотни, порой, тратят не один десяток лет, но сейчас он находился в кругу друзей, которым была не важна его природа, но все равно как никогда чувствовал себя чужим.
Даже Анна смогла принять свое новое обличие, она пошла дальше, преодолела барьер, а он… он не мог этого сделать. Сейчас в нем жило одновременно три разных существа, раздирающих его своими противоречиями: ангел скучал по покинутым небесам, человек хотел обрести покой на земле, а оборотень жаждал крови, прокладывая душе верную дорожку в ад, — а Гэбриэл никак не мог решить то, к кому прислушаться в этот час. Краем уха слушая повествование Селин, у него никак не получалось сосредоточиться, а потому смысл сказанного ускользал от его понимания. Это превращалось в наваждение, лишавшее рассудка.
— Она говорит о том, — произнес Карл, — что в пророчестве со скрижали точно говорится о том, что в ночь парада планет в битве с драконом должны встретиться объединенные силы света и тьмы, но ни слова не говорится о том, кто одержит верх в этой войне. Если же говорить о пророчестве с картины, то там нет ни строчки о том, когда произойдет сражение. Повествование хранит лишь сведения о том, чья рука может убить Дракулу.
— Все равно не понимаю, — прошептала Анна.
— Если пророчество непреложно, то Мираксис не мог его убить!
— Но он мертв! — заливаясь слезами, проговорила принцесса. — Предсказание обманчиво.
— А если все-таки нет? — оголив запястья на обеих руках, проговорила Селин.
— Что ты хочешь сделать? — поинтересовался Карл, подходя ближе. В такие моменты в его душе всегда просыпался азарт ученого, а потому даже явная опасность не могла его остановить.