Проклятые

Он сует руку в карман смокинга и достает коммуникатор. Он приседает рядом с креслом и подносит крошечный компьютер к моему лицу. Откинув крышку, он набирает Ctrl+Alt+P, и экран заполняет наша медийная комната в Праге. Папа нажимает на кнопку, выводит телеэкран на дисплей коммуникатора, набирает Ctrl+Alt+L и прокручивает список названий. Наконец останавливается на одном фильме, и по следующему нажатию экран мельтешит путаницей рук и ног, болтающимися бритыми мошонками и вздрагивающими силиконовыми грудями.

Да, может, я и девственница, мертвая девственница, которая почерпнула свои знания о плотском из расплывчатых метафор в романах Барбары Картленд, но я прекрасно отличаю фальшивые сиськи от нормальных.

Операторская работа просто ужасна. От двух до двадцати мужчин и женщин борются друг с другом, лихорадочно насилуют все имеющиеся отверстия всеми наличными пальцами, фаллосами и языками. Тела глотают тела. Освещение жуткое, звуковая дорожка зациклена — какие-то любители, даже не члены профсоюза, сценарий отсутствует в принципе. То, что мне показывают, похоже скорее не на половое сношение, а на извивающихся, корчащихся, еще не совсем умерших, но уже частично разложившихся обитателей групповой могилы.

Мама улыбается, кивает на экран коммуникатора и говорит:

― Понимаешь, Мэдди? Вот откуда берутся дети.

― И герпес, — вставляет отец.

― Антонио, давай не будем. — Потом мама снова обращается ко мне: — Юная леди, ты абсолютно уверена, что тебе не нужен ксанакс?

Отвратительную маленькую оргию прерывают: на дерущиеся тела накладывается надпись «Входящий звонок». Вверху коммуникатора мигает красный огонек, звенит пронзительный сигнал. Отец говорит:

― Подожди-ка, — и подносит к уху коммуникатор. Мерзкое сборище переплетенных конечностей и гениталий дергается у его щеки; видео-пенисы извергают тошнотворную влагу у его глаза и рта.

― Алло? Хорошо, спускаемся.

В ответ на предложение ксанакса я снова мотаю головой: нет, спасибо, не надо. Мама роется в вечерней сумочке.

― Это не настоящий подарок на день рождения, но на всякий случай…

И дает мне что-то круглое — свернутую ленту чего-то блестящего, то ли пластика, то ли резины, с повторяющейся много раз мультяшной кошачьей мордочкой. Пластмасса (или фольга?) скользкая, почти влажная, и когда я беру ее в руку, сверток падает на пол и разматывается, бесконечно размножая кошачью мордочку. Длинная полоса, расшитая на квадратики, тянется от моей руки к полу и издает медицинский запах латекса.

К этому времени мои родители уже ушли. Они закрыли за собой дверь раньше, чем я поняла, что держу в руках ленту презервативов «Хелло Китти» длиной в пятнадцать футов.

18

Ты там, Сатана? Это я, Мэдисон. Понемногу я забываю свою жизнь на земле, забываю, как это — чувствовать себя живой и жить. Однако сегодня кое-что шокировало меня и заставило если не вспомнить, то хотя бы понять, сколько всего я забыла. Или вытеснила из памяти.

Компьютерный автонаборщик ада чаще всего звонит по номерам, исключенным из справочников. Я почти слышу запах тушеного тунца, обогащенного ртутью, в дыхании людей, чей ужин я прерываю. Он слышен даже по оптоволоконному кабелю или чем там соединены земля и ад. Они кричат на меня. Их салфетки запиханы за воротник и хлопают по груди, все в пятнах салатной заправки «зеленая богиня» или «для гамбургеров». Разозленные люди в Детройте, Билокси и Аллентауне кричат:

― Иди к черту!

Да, может, я и бессовестная, невежливая нарушительница ритуала их аппетитной вечерней трапезы, но я давно уже выполнила этот гневный приказ.

Как раз сегодня, в этот день, месяц и век, когда я сижу в гарнитуре, слушаю возмущенные крики и опрашиваю людей об их потребительских предпочтениях относительно шариковых ручек… происходит что-то новое. Мне звонят.

На меня орет какой-то идиот, оторвавшийся от мясного рулета, и вдруг в наушниках начинается гудение. Этот сигнал обозначает входящий звонок.

Откуда мне звонят, с земли или из ада, я понятия не имею. Номер не определяется. Как только мяснорулетный дебил вешает трубку, я нажимаю Ctrl+Alt+Del, чтобы освободить линию, и говорю:

― Алло?

Голос девочки спрашивает:

― Это Мэдди? Вы Мэдисон Спенсер?

Я спрашиваю, кто звонит.

― Я Эмили, — отвечает девочка, — из Британской Колумбии.

Та, которой тринадцать лет. У которой тяжелая стадия СПИДа. Сразу после звонка она набрала шестьдесят девять и узнала мой номер. Она говорит:

― Ты честно-честно мертвая?

Мертвее не бывает, заверяю я ее.

― Твой номер определился в Миссуле, штат Монтана…

Это одно и то же, говорю я. Она спрашивает:

― А если я позвоню тебе с оплатой за счет адресата, ты заплатишь?

Конечно, говорю я. Попробую.

Щелк — она вешает трубку.