Эриан перевернулся на спину. В черно-синем, без единого облачка, небе высыпали звезды. Принц задумчиво смотрел на них, но Кар знал, что перед глазами Эриана совсем другие картины. И ждал, приподнявшись на локте, когда брат заговорит.
Белокожий, с мягкими золотыми волосами и мелодичным голосом, Эриан был так не похож на смуглого резкого Кара! Многие удивлялись их дружбе; многие – и этих последних было куда больше – тайно или в открытую возмущались. Иные, кто не отличался благочестием и любовью к жрецам, а потому готов был поддержать любое новшество, лишь бы насолить храму, дружески называли братьев «день и ночь». Раз услышанное, прозвище приклеилось к ним намертво. Очень уж метким оказалось – еще и потому, что, как день невозможен без ночи, так Эриан не мыслил своего существования без молочного брата. И ничуть не заботило его высочество, что тем поруганы священные законы храма, законы, согласно которым проклятое черноволосое отродье не должно жить. Обличительные проповеди Верховного жреца, чье слово в государстве почти равнялось императорскому, а порой и превосходило его, пропадали даром. Император, верный памяти жены, неизменно принимал сторону мальчиков.
Поговаривали, что неспроста. Что в полуосвещенных галереях, в коридорах, ведущих от императорской башни к женским покоям, частенько появлялась закутанная в плащ высокая фигура и скрывалась за дверью спальни дамы Истрии. Глубокой ночью, когда все, кроме недреманной стражи у дверей императорских покоев, спят. Но, вероятно, не так уж крепко, раз кто-то сумел разглядеть в таинственной фигуре императора Атуана. А что стража ничего не видела – на то и существуют потайные двери.
Но Кара, впрочем, как и Эриана, мало беспокоили слухи. Если правда – что с того? Кар не знал иного отца, кроме императора, Эриан не знал матери, кроме дамы Истрии, с тех пор, как добрая императрица Далия скончалась на втором году жизни мальчиков. Оба предпочли бы видеть Истрию супругой императора. Но законный брак с матерью Кара невозможен, и не только из-за жрецов. Император делил ложе со многими красавицами и не собирался менять печальные одежды вдовца на узы нового брака.
А вздумай кто упрекнуть даму Истрию за уступчивость да припомнить ее прошлое – Кар не успеет убить оскорбителя. Его убьет император, и смерть эта будет мучительной.
Так и получалось, что Кар, живой вызов извечным устоям, продолжал занимать место возле принца. Место, от века предназначенное другому. Точнее, другой.
– Почему ты не пришел на церемонию? – спросил Эриан как будто бы с обидой.
– Я был на церемонии, – отозвался Кар. – Стоял во вторых рядах. И все видел… Видел даже, как ты зевал.
Принц мимолетно улыбнулся, но тут же печаль вернулась на лицо.
– На пиру не был.
– Нет.
– Мне тебя не хватало.
– Знаю. Прости.
– Почему ты их боишься? – спросил Эриан резко.
– Я не боюсь. Но сидеть там под их взглядами… Как будто все смотрят на меня и думают: «Что же с тобой делать?» Надоело.
– А я был один, – горько сказал принц. – Все эти преданные вассалы… Смотрели на меня, как на кусок мяса. Так, словно болезнь отца – не легкое недомогание, а почитай, что смерть. И знай представляли мне своих дочерей. А глаза голодные…
– У вассалов? Или у дочерей?
– У всех! О Боже, Кар, ты единственный, кто ничего не хочет от меня!
– Ничего, – тихо откликнулся Кар. Движимый всплеском горячей преданности, добавил: – Прости, что оставил тебя одного. Прости, Эри.
– Ты не виноват, – отмахнулся принц. – Тебе тоже несладко. Его святость изволил осведомиться о твоем здоровье. Он, похоже, не знал, как принимать твое отсутствие.
– Ну, он не сможет выдать меня за тебя замуж, – усмехнулся Кар. – А изгнать, заменив подходящей девицей…
– Пусть попробует! – глаза принца гневно заблестели. – Пусть попробует!
– Вот я и говорю. Но ты же не только из-за этого злишься?
– Нет.
– Так в чем же дело?
– Я думал… – Эриан замолчал, глядя в небо. Кар ждал. Наконец принц повернул голову, встретившись с ним глазами. – Понимаешь, я сегодня смотрел на них. Герцоги, графы, бароны… Стая волков. Жрецы снуют между ними, ловят каждое слово… Все их боятся, и не любят, и делают вид, что почитают. Отец – он всегда посередине, всегда между. Находит, как угодить и тем, и другим. А себе – себе он ничего не оставляет. У него нет жизни, Кар! Он никому не доверяет, всех использует… Его тоже все используют, и никто не любит…
– Мать любит, – Кар сказал это так тихо, что сам едва расслышал свой голос.
– Я знаю… Но он и ей до конца не верит. Кар, если бы у тебя была сестра, я бы на ней женился.
– Что?! – Кар сел, пораженный услышанным. Пытаясь обратить все в шутку, произнес: – Ну, если б она удалась в мать…
– Нет. Такая, как ты.
Кар снова усмехнулся, и усмешка вышла горькая.
– Из племени колдунов?
– Да! И пусть они все подавятся! Кар, ты не бросишь меня? Если отец и правда умрет… Кар, ты единственный, кому я верю! Я не смогу, как отец….
Принц замолчал резко, будто его схватили за горло. Казалось, он сейчас заплачет – невероятно, если помнить, что будущий император не плакал с полутора лет, со дня смерти матери.