Только когда меня схватили сильные руки, подняли и прижали к теплой груди, я пришла в себя. Но гэльские ласковые слова, которые Пейтон шептал мне на ухо, поцелуи на моей шее, которые должны были успокоить меня, и его руки, полные нежности, чтобы прогнать мою боль, не облегчали моих мучений.
Я посмотрела в его глаза и увидела страх, вину и такое же отчаяние, которые испытывала я сама. Я знала, что он сделал. Знала, что он причастен к убийству моих предков, потому что он признался мне в этом много лет спустя.
Но сейчас, когда он собирался признаться в своем поступке, все это не имело значения. Мы предали друг друга своими поступками и тем самым прокляли свои души.
Я приложила палец к его губам, чтобы помешать ему говорить, не желая слышать, что он сделал или как нашел меня. Только его близость в этот момент имела значение. Изо всех сил я прижимала его к себе, надеясь на прощение.
Пейтон не хотел знать, зачем я здесь, не спрашивал, что произошло. Даже то, насколько велика была моя вина в событиях той ночи. Молчала и я. Не могла набраться смелости признаться во всем.
Казалось, прошла целая вечность, когда Пейтон наконец немного отстранился от меня.
– Что такое? – спросила я, когда он потер свою руку, которая только что лежала на мне, как будто она была ранена.
– Моя рука болит, как обожженная, – пробормотал он и закатал свой рукав. На руке ничего не было, но я догадалась, что происходит. В ужасе от того, как быстро проклятие набирает силу, я побледнела.
Внимательный взгляд Пейтона был устремлен на меня, когда я подняла на него глаза.
– Ты знаешь, что со мной происходит, не так ли? Это то, что ты предсказывала? Что-то происходит со мной, я это чувствую.
Как бы мне хотелось ответить ему, что он ошибается. Если бы можно было одним из небрежных высказываний Ким разрядить обстановку. Но в этой жизни я уже не была восемнадцатилетней школьницей, цитирующей свою лучшую подругу. Я даже не могла вспомнить, что чувствовала, что больше всего боюсь отсутствия пятерки по истории. За достижения, которые удались мне здесь, в прошлом, я получила бы твердую шестерку от моего учителя истории мистера Шнайдера, это точно. История полностью испорчена – шесть, садитесь!
Со сжатыми губами я кивнула головой:
– Это проклятие. Все, кто сегодня отправился к Кэмеронам, были прокляты.
Пейтон покачал головой.
– Мы были прокляты еще до того, как уехали. Ненависть и борьба управляли нашими действиями, вражда определяла нашу повседневную жизнь. Никакое проклятие не могло быть хуже.
Он говорил серьезно. Его ненависть к себе была очевидна, и я не знала, как ему помочь.
– Ты сказала, что спасешь меня. Это правда? – тихо спросил он, заправляя мне волосы за ухо.
От этого нежного прикосновения у меня навернулись слезы на глазах.
– Пейтон, клянусь тебе, наша любовь снимет проклятие, но не сегодня. Я не принадлежу этому времени – я никогда не должна была здесь появляться! – у меня вырвался горький смех. – Я ведь еще даже не родилась.
Снова чувство вины грозило затопить меня, но Пейтон поднял мой подбородок и поцеловал меня.
– Ты можешь сказать мне, что произойдет? Что это за проклятие?
Я чувствовала на своих губах его дыхание при каждом слове, закрыла глаза и повторила его собственные слова:
– Самое худшее – все обречены жить без каких-либо чувств – без любви, без тепла, без боли или гнева. Останется только пустота. И все это целую вечность, потому что вы никогда не умрете.
Пейтон долго ничего не говорил, потом притянул меня к себе и снова поцеловал. Поцеловал меня со всей любовью и нежностью, какие только мог мне дать. Я чувствовала, как он пытается запомнить каждую эмоцию, запечатлеть это чувство в своей памяти.
– Это будущее, о котором ты говоришь… оно еще далеко, верно? – в его голосе звучал страх.
Я кивнула, потому что не могла сказать ему, насколько бесконечно далеким было на самом деле это будущее.
– Но ты спасешь меня? Когда-нибудь?
– Твоя любовь спасет тебя, Пейтон. Но до тех пор… – я осеклась, так тяжело было встретиться лицом к лицу с его судьбой.
– Почему моя любовь не может спасти меня сейчас? Почему бы ей сейчас не разрушить это проклятие?
– Этого я не знаю. Но, возможно, это потому, что… я еще вовсе не родилась? Может быть, потому, что меня здесь быть не должно.
– Ты поэтому покинешь меня? – спросил он через некоторое время. – Потому что я больше ничего не могу чувствовать?
– Я никогда не хотела бы покидать тебя, но думаю, что мне удастся спасти твою жизнь в своем времени. – Мой голос снова сорвался, и я проклинала свою слабость, свою неспособность хоть раз что-то сделать правильно. – Но я не могу, потому что я опоздала. Ванора мертва! Ее кровь была бы твоим спасением.
– Кровь ведьмы? – спросил он.
Наши взгляды блуждали по возвышенности, с которой Ванора произнесла свое проклятие. Ее белое одеяние было хорошо видно даже в темноте ночи, и Пейтон поднял меня на ноги.
– Что ты делаешь? – спросила я, когда он усадил меня на свою лошадь, сам сел позади меня, а лошадь Кайла привязал к своей.