Проклятый берег

Отчаявшись и разозлившись на себя окончательно, Илья подошел и с шумом опустился рядом с потягивающим в одиночестве трубку на самом краю стола Дрожжину.

– Хорошо тебе, а, Спиридон?

– Не жалуюсь, Илья Иванович.

– Варя была здесь. Видел её своими глазами, сарафан синий в маленький желтый цветок, венчик.

Дрожжин вздрогнул, посмотрел на въевшуюся в складки потрескавшихся рук грязь, раздумывая, что ответить, сплюнул куда – то за лавку и только тогда протянул:

– Нет, Илюша. И я не видел, и мамки бы уже давно растрепали. Да и что им тут делать, сам подумай. Там на фабрике плотют хорошо, довольствие. Устроила их Настасья Львовна честь по чести. Дом заколочен стоит, сам сегодня видел, у меня там ванды стоят. – И, нагнувшись к офицеру, понизил голос. – Ты б может еще б к кому присмотрелся, ась? Ну раз не Катерина, вон Манька, Беспалова дочь, всем хороша. А лицо? Мадонна!

– Спиридон! – Перебил его Илья, не обращая внимания на намеки. – Она здесь. Я её видел.

– Эка ж ты, благородие! – Он весело поднял указательный палец, зажимая трубку остальными, и, раскашливаясь, рассмеялся. – Нет здесь никого.

– Не веришь мне?

– Верю. Верю, Илюша. Верю. – Сказал Дрожжин, нехотя вставая и осматривая, пляшущих, – Черт бы их всех побрал, а. Хочешь, пойду поспрашиваю? Ну?

– Иди.

– А найду, к тебе вести? – Он улыбнулся.

– Рядом буду.

– Ох, проклятая, извела тебя.

– Мне в контору что прикажешь писать? – Резко перебил его Богомолов. – Что де свидетелей двум убийствам нет? Уехали? Что плотют им там на фабрике? А Маклаковой что сказать? Что никаких следов преступника – убийцы их сына не удалось найти?

– Есть, Ваше Высокоблагородие! Разрешите …

– Спиридон! – Взмолился Илья, голова шла кругом.

Дрожжин махнул рукой, придал лицу как можно более равнодушное выражение и подошел к состоявшей из семи мужиков компании. Один из них, невысокий кругленький только закончил скручивать папиросы, сидел на лавке и, похлопывая по колену в такт музыке, подпевал хороводнице. Илья не слышал разговора мужичка с Дрожжиным, но даже издалека было видно: о Ковалевых он давно ничего не слышал. Крестьянин подозвал сидевшую с товарками жену и та, уперев руки в бока, недолго что-то отвечала Спиридону и в конце, разразившись смехом, отошла. Богомолов не стал дожидаться ответа – кроме него снова никто ничего не видел.

Развернулся и пошел с площади прочь. Внутри жгло странной обидой: он видел Варю своими глазами, он тонул тогда в реке, утаскиваемый на дно невиданной силой, и все эти убийства, он чувствовал очень отчетливо, были не так просты, как ему твердили все: от Остафьева до земского исправника-начальника сельской полиции. Казалось, будто хотели, чтобы он перестал доверять себе и уехал. Богомолов вышел на плохо освещенную дорогу и пошел по улице мимо домов с незапертыми ставнями. Редко из какого окна пробивался свет лучины: даже оставленные дома дети давно убежали на праздник. Подступал осенний холод, пахло готовкой, подпревающей соломой. Откуда-то тонко тянуло горьковатой душицей. Илье показалось даже, что горечь эта идет из самой его души.