Проклятый Дар

Местность становилась все более дикой, заросли кустарника — все более буйными и непроходимыми. Ночью, когда горел костер и Биттерблу спала, Катса слышала вокруг лагеря непривычные шорохи — шорохи, которых пугалась лошадь. Иногда вой неподалеку будил девочку, которая, дрожа, прижималась к Катсе и жаловалась на кошмары. Она говорила, что ей снятся странные воющие чудовища и иногда — мать, но было видно, что ей не хотелось вдаваться в подробности. Катса не настаивала.

В одну из таких ночей, когда волчий вой снова заставил девочку прижаться к Катсе, она положила прут, из которого делала стрелу, и обняла ребенка. Согревая обветренные руки Биттерблу, Катса рассказала ей — потому что сама думала об этом — о своем двоюродном брате Раффине, который увлекался искусством медицины и был бы в десять раз лучшим королем, чем его отец. О Хильде, которая стала Катсе другом, когда все от нее отвернулись, и думала только о том, чтобы выдать ее замуж за какого-нибудь лорда. И о Совете, и о той ночи, когда Катса, Олл и Гиддон спасли дедушку Биттерблу, а Катса схватилась с незнакомцем в саду замка Мергона и оставила его лежать без сознания на земле — незнакомцем оказался По.

Биттерблу посмеялась над этой историей, и Катса рассказала ей, как они с По подружились, как Раффин вылечил дедушку Биттерблу, как Катса и По поехали в Сандер, чтобы выяснить правду о похищении и следы привели их в Монси, к горам, лесу и девочке.

— Ты не такая, как про тебя рассказывают, — сказала Биттерблу. — В тех историях, что я слышала до нашей встречи.

Катса отгородила себя от лавины воспоминаний, которые, казалось, никогда не потеряют своей свежести и всегда будут заставлять ее стыдиться.

— Истории правдивы, — сказала она. — Я именно такая.

— Как же так? Ты бы не стала ломать невинному человеку руку или отрезать пальцы.

— Я делала это для дяди, — проговорила Катса, — в те дни, когда он имел власть надо мной.

И вдруг Катсу снова захлестнула уверенность, что они правильно делают, что идут к перевалу Греллы, в единственное место, где Лек не будет их искать. Потому что Катса не смогла бы защитить Биттерблу, если бы ее силой распоряжался кто-то другой. Она крепче обняла девочку.

— Ты должна знать, что мой Дар — не только Дар сражаться, дитя. Мой Дар — это выживание. Я переведу тебя через эти горы.

Девочка ничего не ответила, только положила голову на колени Катсы, обвила ее ногу своей рукой и свернулась клубком. Они так и заснула под вой волков, и Катса решила не трогать стрелу, чтобы не будить девочку. Они подремали рядышком перед огнем, а потом Катса проснулась, подняла Биттерблу на лошадь и, взяв поводья, отправилась в гору сквозь монсийскую ночь.

Наступил день, когда местность стала непроходимой для лошади. Катса не хотела убивать ее, но заставила себя принять это решение. Им нужна была кожа. И если оставить ее в живых, она будет бродить по холмам и укажет нашедшим ее воинам, в какую сторону пошли беглецы. Но если Катса убьет лошадь, то никак не сможет избавиться от трупа. Придется оставить тушу здесь, на склоне, на съедение падальщикам; и если воины найдут голые кости, это послужит не менее точной подсказкой, куда они двинулись чем блуждающая лошадь. Катса с некоторым облегчением решила, что не станет убивать лошадь. С нее сняли сумки, седло и уздечку, пожелали удачи и отпустили.

Теперь путники карабкались при помощи собственных рук и ног. Катса помогала Биттерблу взбираться по самым крутым склонам и поднимала ее на камни, на которые она не могла забраться сама. К счастью, в тот день, когда Биттерблу спускалась по стене своего замка по связанным простыням, она надела хорошие ботинки. Но вот о рваное платье то и дело спотыкалась. В конце концов Катса отрезала юбки и сделал из них пару простых штанов. После этого передвигаться девочка стала куда быстрее и свободнее.

Кожа с седла оказалась более жесткой, чем Катса ожидала. Она мучилась с ней по ночам, пока Биттерблу спала, и, наконец, решила сделать две пары гетр — одну на верхнюю часть ноги, другую на нижнюю — с ремнями, чтобы надевать поверх штанов. Они выглядели довольно забавно, зато защищали от холода и влаги. Все чаще и чаще во время их нелегкого восхождения начинал падать снег.

Добывать еду становилось все сложнее. Катса не упускала никаких животных; если что-то шевелилось, она это ловила. Сама она ела мало и отдавала почти всю еду Биттерблу, которая проглатывала все, что давали.

Каждое утро на свету Катса снимала с ног девочки ботинки и проверяла, нет ли на ее ногах мозолей. Смотрела, не отморожены ли руки и пальцы девочки. Втирала мазь в потрескавшуюся кожу Биттерблу. Давала Биттерблу фляжку с водой каждый раз, как они останавливались, а Катса теперь останавливалась часто: ей казалось, что девочка скорее упадет в обморок, чем признается, что устала.