Оборотень обеспокоенно завозился, тихо позвал меня.
— У меня похмелье, — повернув к нему голову, я сощурила слезящиеся глаза, — так что лучше бы тебе помолчать.
— Я… — нерешительно вякнул он. — Я могу принести вам лекарство.
Пожав плечами, я снова спрятала лицо от тусклого утреннего света. Да хоть яд, проклятье… Но парень, вставая, аккуратно накрыл мои плечи сбившимся одеялом. Мило…
Вот будто так надо было вчера праздновать мой день рождения, который в этот раз вообще в конце зимы! И радует только одно — у Красного тоже болит головушка. Синему повезло, ему пока не до алкоголя, и как же я сейчас ему завидую…
Вада вернулся через восемь минут, немного раскрасневшийся от мороза. Вяло повернув голову, я наблюдала, как он красными руками процеживает через марлю какой-то резко и неприятно пахнущий отвар.
— Что это? — недовольно проворчала я.
— Я н-не знаю, как оно называется, — виновато опустил взгляд брюнет, — но должно помочь, госпожа.
— Где ты это взял? — сев, я скривилась от гудения в висках и приняла протянутую кружку.
— В саду, госпожа, — нерешительно потоптавшись, Вада все же нашел себе место, опустившись на колени у кровати, — все животные умеют по запаху находить целебные растения.
Ну да, я наслышана о таком. Да и в деревне, где я провела первые два года этой жизни, собаки и даже коты частенько жевали какую-нибудь траву. Аккуратно сделав небольшой глоток, я сморщилась. На вкус не лучше, чем на запах. Мгновенного эффекта нет, а жаль, жаль…
— Там еще осталось? — поинтересовалась я. Парень кивнул. — Отнеси моему брату, Красному.
Склонив голову в знак подчинения, полукровка поднялся и исчез. Приложив ладонь ко лбу, я зажмурилась. Вот же проклятая болезнь… Но стоп, я же темпоральный маг!
Небольшим усилием я сделала себя старше на шесть часов, поморщившись от резкой вспышки боли в бедной голове, и улыбнулась, ощутив разлившуюся в теле легкость. Как же я люблю свой дар…
Оставив на тумбочке кружку с пригубленным отваром, я огладила кончиками пальцев ее край, мягко усмехнувшись. Очень мило, очень заботливо… Такое чудесное маленькое создание, готовое вилять хвостиком при виде меня — разве можно не ответить привязанностью? Животные легко чувствуют тон, теплоту и любовь в голосе. Вада все без разбора считает за благо. Нужно бы сказать ему, что он хороший, хороший и милый щеночек, нужно погладить его, почесать за ушком. Может быть, даже спросить, не хочется ли ему чего-нибудь, я бы подарила. За его преданность и влажный взгляд я подарила бы ему все, включая свободу, но ее он вряд ли попросит.
Когда я вышла из ванной, у меня на кровати валялся неугомонный красноволосый подросток в теле взрослого мужика.
— Ты такой заботливый, — ухмыльнулся он, переворачиваясь на спину с моей подушкой, прижатой к груди, — вот только я еще с вечера позаботился о своем пробуждении.
— Как-то из головы вылетело, что у нас есть дар, — я присела на край кровати, откинула волосы со лба.
— Из тебя всегда такая красивая женщина получается, — Красный коснулся моей щеки кончиками пальцев, и я прикрыла глаза, ластясь к его ладони, — одни твои жгучие черные локоны чего стоят.
— Тебе же нравятся блондинки, — хмыкнула я, плюхнулась рядом, пристроив голову на широком плече.
— По-моему, ему нравится все, что женского пола, — фыркнул шепелявый Синий, которого рабыня посадила на кровать. Ребенок без обиняков с размаху уселся прямо на живот закашлявшемуся брату и невероятно трогательно скрестил ручки на груди, — бабником был, так им и останешься.
— А ты вообще ко всему холоден, ледышка, — показал язык мужчина, заложив руку за голову.
— Я не тискаю чужих служанок, — так вот почему Синий с утра такой хмурый.
— Эй, чьих это ты служанок тискаешь в моем доме? — недовольно поинтересовалась я.
— Да ла-адно вам! — обреченно застонал Красный, закрывая глаза ладонью. — Я был слегка пьян, она была не против, да и тисканьем все закончилось. Полапал я ее и отпустил! А ты что, подглядывал, а, малявка?
— Моя рабыня не может не сказать мне, где шлялась, — поджал губы малыш. Ладно, это не мои слуги, так что… — изволь больше не трогать мою собственность своими…
— Ну все, будет вам, ребятки, — примирительно подняла руки я, — мы в кои-то веки собрались, давайте ненадолго забудем разногласия.
Мы все имеем немаленькую связь с временем года, когда родились. Синий по-осеннему собран, запаслив, всегда пессимистично ждет худшего. Красный родился весной, поэтому легкомыслен и тяготеет к плотским удовольствиям. Я люблю поспать, сидеть в своей берлоге и порядок. А летний Зеленый всегда был весел, передвигался вприпрыжку и умопомрачительно готовил пироги с сезонными ягодами и фруктами. Он не рождался уже очень давно, почти тысячу лет, но мы не перестаем ждать. Ведь мы, Цветные — единственное постоянное в этом непрерывно меняющемся мире. Серые живут только одну жизнь и побаиваются нас. Считают, что мы прокляты, потому что не можем касаться других людей, кроме друг друга, без перенимания чужого возраста, потому что мы вынуждены наблюдать за смертями близких. Ничего эти Серые не понимают.