Проклятый эксперимент. Магиня

Такие мысли вызывали у отшельника вспышку острой боли вкупе с безнадежной яростью. Справиться с этими приступами Экард мог бы, но не желал, выплескивая с хриплым, отчаянным рыком часть туманящего разум отчаяния и раскаяния. Она снилась магистру каждую ночь, стояла, роняя горькие слезы, и укоризненно смотрела прямо в душу такими любимыми глазами той, что когда-то так же внезапно и решительно ушла своим путем, не найдя минутки прихватить его с собой.

Второй вымпел нашли воздушники, приведенные путниками, когда иней на склонах превратился в мокрые пятна. Заметили за огромным валуном клочок нетающего снега, вытащили плетью и, развернув, сразу рассмотрели крупные алые буквы «Отдать Экарду».

Хмуро переглянулись — все были наслышаны про нахальное заявление отшельника, — но полотно отнесли ему немедленно. Завидуя не столько наглости и хватке приморского магистра, сколько его авторитету и незыблемой уверенности простого люда, что Экард-отшельник никогда не обделит, наградит от души, если получит предназначенное ему послание. И так же ясно понимали, отчего юная магиня адресовала вымпел отцу, а не принявшим ее на равных магам.

Вот если бы дорина написала: «Отнести в обитель», то большинство из бродивших в опасной близости от болота охотников и медогонов просто отшвырнули бы полотно в сторону, а в лучшем случае передали с оказией, и хорошо, если обитель когда-нибудь получила бы эту посылку. Но и в этом случае путешествовала бы она не один месяц.

— Спасибо, — уверенно забрав вымпел, сказал магистр и кивнул в сторону устроенной наконец столовой: — Идите горячего отвара выпейте да поешьте свежего хлебца с икрой. Силы наверняка потребуется много. А мы сейчас попытаемся найти точку входа, Ильтар принес искатель.

И пошел навстречу старшему магистру, бережно несущему в воздушных лапах драгоценный артефакт.

Как вскоре оказалось, почти бесполезный. Если маги уходили туманным путем на соседний склон или к подножию горы, стрелка неуверенно показывала прямо на их временный лагерь, но стоило приблизиться к нему, как она замирала, словно в раздумье, или начинала медленно вращаться по кругу.

— Не стоит портить хорошую вещь, — не выдержал наконец Дзерн. — Все ясно, определить точнее через каменную толщу он не может. Все равно уже понятно, они где-то здесь, и остается только подождать очередного сигнала Лиарены. Уж теперь мы его не упустим.

Экард хмуро кивнул и пошел в сторону зарослей; он и сам знал, как много сделали маги для того, чтобы не проглядеть знак Лиарены, если она сможет его подать. Построили дозорную вышку и дежурят на ней по двое, раскинули по всему склону сигнальную сеть и отогнали в сторону надвигавшиеся с запада облака, опасаясь, как бы они не помешали рассмотреть светящиеся буквы, о которых говорили разведчики. И даже сами не разжигали костер, подогревая на бездымной жаровне принесенные из обители пироги.

Не могли они только одного: выяснить наверняка, хватит ли у Лиарены сил, чтобы подать сигнал еще раз.

— Экард…

— Чего тебе? — круто обернулся магистр, сделав вид, будто только сейчас заметил прыгнувшего к нему туманным путем мага.

— Прости… я, наверное, и в самом деле виноват. Ты все правильно сказал… я думаю все эти дни.

— Я всегда говорю правильно, — тяжело вздохнул Экард, рассматривая осунувшегося за последнее время путника. — Жизнь научила хорошенько думать, прежде чем сказать. А вот действую иногда сгоряча, врожденный норов трудно держать в узде. Но если ты мне веришь, выбрось ее из головы. Оглянись вокруг — сколько в дорантах достойных девиц. Вон хоть сестренка ее младшая, яркий цветочек.

— Говоришь ты и в самом деле все верно, — не сдержавшись, горько съязвил Барент. — А сам двадцать лет ходишь возле болота и никаких цветочков не видишь.

— У меня другое, — стиснул зубы отшельник. — Мне половину души и сердца оторвало, законную, проросшую во мне кровью и помыслами. Но и я не ходил бы, если бы знал точно.

Он резко развернулся и пошагал дальше по камням, однако и сам не видел, куда бежит. Гнала внезапно вспыхнувшая в сердце старая боль, в последние дни притаившаяся, отошедшая в тень перед злобным ликом новой беды.

Потому и не сразу заметил взвившийся над склоном тонкий столб жгуче-черного дыма, остановился, лишь услыхав звон и свист потревоженных сторожек.

А оглянувшись и рассмотрев черную нить, не сразу сообразил, что это и есть долгожданный знак, и сначала вспыхнул неистовым возмущением: «Кто посмел разжечь костер? Свои или какой охотник-одиночка, возвращающийся с добычи икры?»

Но через несколько секунд различил расцветающие возле шатра темные цветы открывающихся проходов и спешно схватился за свой жезл, торопясь попасть туда первым.

И все же опоздал, первым оказался Барент. Путник стоял, рассматривая тонкую и плотную воздушную плеть густо-черного цвета, и по его измученному лицу катились скупые слезинки.

— Никогда такой не видел, — невпопад буркнул он, отворачиваясь, и закаменел скулами, когда спины коснулась тяжелая ладонь отшельника.