Проклятый. Евангелие от Иуды. Книга 1

— Посмотришь обязательно. Куски из него прямо в крепости туристам крутят при входе как инсталляцию. Живописно так, бодренько, с пафосом… У меня дома точно есть, только найти надо. Но разве у меня что-то найдешь? — Кац вздохнул, но не без лукавства. — Знаешь, без женской руки — просто завал!

Женских рук, если верить рассказам матери, в квартире у дяди Рувима перебывало с избытком, только гостьи были заняты явно не наведением порядка. Во всяком случае, жалоба на царящий в доме хаос звучала в устах профессора археологии рефреном буквально в каждом телефонном разговоре с сестрой.

— Будет интересно взглянуть, если отыщется, — согласился Валентин. — Когда я в сети материалы искал, видел ссылки. Но фильм старый, на трекерах[14] не лежит, а заказать его не успел — подоспело твое приглашение. Мы сейчас куда?

— Мы сейчас туда…

Рувим махнул рукой в неопределенном направлении.

— Если ты не устал, конечно, — то прямо на Север. Поедим по дороге, знаю неплохой кабачок… Там подают такой хумус[15], — пальчики оближешь. Ты, вообще, когда-нибудь хумус ел?

— Ел, — улыбнулся Шагровский. — Но вкус уже забыл…

— Ну, значит, скоро вспомнишь! Наконец-то! Мы пришли. Как же я не люблю эти современные аэропорты! Вот и наш Росинант.

Росинант оказался белым пикапом с двойной кабиной, в которой мирно дремал водитель. Открытый кузов железного коня был аккуратно выметен, и Валентинов чемодан немедленно отправился в угол, правда, до того Шагровский извлек из него пакет с домашним гостинцем и вручил дядюшке.

— Чтобы не разбить по дороге. Мама сказала, что тебе должно понравиться…

— Еще бы, — подтвердил Кац, сунув нос в пакет. — С перцем? Вполне кошерно[16]! Сегодня и выпьем, непременно… Электронику — давай, ставь в кабину, на заднее сиденье. Кстати, знакомься, это — Арин…

Дверь пикапа хлопнула, и водитель, только что сидевший за рулем, оказался перед гостем, протягивая руку.

Девушка была смуглая, обласканная здешним солнцем так, что брови и ресницы превратились в светлый пушок. Под выгоревшими бровями глаза казались несколько темнее, чем были в действительности, и Валентин не сразу понял, что они не черные, а темноорехового цвета, немного с зеленцой. Прическа соответствовала одежде в стиле «милитари» или «сафари» — забранные в аккуратный хвост волосы, стянутые резинкой. Рот без следов помады, что, впрочем, его не портило — губы у барышни и без того были яркими и даже на загорелой коже выделялись изрядно. Это, чтобы не сказать, — вызывающе. Изящной Шагровский ее бы не назвал, хотя она была как минимум на голову ниже его. Крепкая, явно в прекрасной физической форме, чего не достичь без многочасовых пробежек или работы с железом в фитнес-клубе, но не приземистая, И кисть сильная, но тонкая, с миниатюрной ладошкой. Красивая посадка головы на стройной шее…

— Арин — мой ассистент, — продолжил представление дядя, переходя на английский. — Бывшая студентка, ныне — аспирант. В общем, если говорить понятным тебе языком, я научный руководитель ее работы… А это — мой племянник, и зовут его…

— Валентин, — сказал Шагровский, пожимая протянутую ему руку. — Приятно познакомиться…

— Мне тоже.

Голос у Арин оказался неожиданно мягким. Валентин ожидал услышать нечто сухое, под стать наряду, лишенное обертонов, но обманулся в ожиданиях. А вот рукопожатие оказалось крепким, несмотря на то, что маленькая ручка девушки почти целиком утонула в его ладони.

— Поехали? — предложил дядя Рувим и полез в кабину. — В дороге познакомитесь поближе, вы же почти земляки… Давай, Валек, садись впереди, посмотришь на красоты. Арин, по пути надо заехать на базу, забрать продукты и оборудование, так что придется побыстрее выбираться, а то угодим в пкак[17] на въезде в Иерусалим — и будет нам еврейское счастье!

— Земляки? — удивился Шагровский, забираясь в кабину. — Мы с Арин — земляки?

— Моя мама украинка, — неожиданно произнесла девушка на русском. В словах ее прозвучал акцент, гортанный, жесткий, превративший знакомые слова в полузнакомые, хотя понять ее было можно. — Но я плохо знаю язык. Отец учился у вас. Он был доктор. Женился на маме, привез сюда.

— Сюда? В Израиль? Израильтянин и учился у нас? — переспросил Валентин недоверчиво.

— Израильтянин — не всегда еврей. Совсем не всегда. Я тебе потом расскажу, — перебил его дядя Рувим. — Или Арин расскажет. Еще одна история давно минувших дней… Хорошо быть молодым и ничего не знать! Поехали, поехали, поехали…

Двигатель пикапа завелся, машина тронулась, выползая из своего ряда, и тут же из рефлекторов системы вентиляции дунуло благодатной прохладой.

— Кстати, — сказал профессор Кац, вытирая лицо влажной салфеткой. — Если на шаббат мы не попадем ко мне домой, то имей в виду — твоя мама потеряет брата, а ты лишишься дяди. Тетя Руфь — это еще тот тиран, Ироду[18] рядом делать нечего!

— Да я, собственно, и не возражаю, — улыбнулся Шагровский. — Визу мне на год дали, я еще и надоесть тебе успею…