Из-под выпуклого лба мыслителя на Афрания смотрели широко поставленные карие глаза, умные, внимательные, неожиданно густая борода расширяла нижнюю часть узковатого лица, делая его значительнее, скрывая еще и неожиданно нежный для такой суровой внешности рот, и Бурр подумал, что в иудейском обычае не бриться есть рациональное зерно. Он представил себе га-Рамоти без бороды и невольно едва заметно усмехнулся.
— Здравствуй, Афраний, — поприветствовал его хозяин дома. — Рад видеть тебя, друг мой!
Голос у Иосифа был низкий, хорошо поставленный, тоже не подходящий к узкоплечему торсу — такой голос должен бы принадлежать гиганту ростом под семь футов, а не человеку, который едва достигал пяти с половиной. Но притом малорослым иудей не казался. Есть люди, умеющие держать себя величаво вне зависимости от габаритов, которыми одарила их природа.
— И я рад видеть тебя, Иосиф!
— Проходи.
В комнатах было прохладно, горели масляные лампы (масло было с отдушкой, и в воздухе витал легкий цветочный аромат), на накрытом полотном столе стояли кувшины с вином и водой, два серебряных кубка ершалаимской работы, со сложной чеканкой и камнями, да сушеные фрукты на потрясающей красоты керамическом блюде, явно греческом, с геометрическим орнаментом, бегущим по краю. В преддверии Песаха хлеба в доме правоверного иудея не было. Впрочем, правоверность Иосифа, как неоднократно имел возможность убедиться Афраний, была далека от фанатичности, слишком уж рациональным и пытливым умом тот обладал.
Иосиф жестом пригласил гостя садиться, налил вина и сам сел напротив.
— Не буду спрашивать, что привело тебя ко мне так поздно, — сказал он.
— Не что, — ответил Афраний, добавляя в вино воду. — Кто. Я не буду спрашивать тебя, знакомо ли тебе имя Иешуа Га-Ноцри. Это лишнее.
— Конечно, знакомо, — пожал плечами Иосиф. — После событий в Храме трудно найти в городе хоть кого-нибудь, кто о нем не знает.
— Но ты знал его еще до того?
— Конечно. Каждый, кто начинает проповедовать, мне более или менее знаком…
Иосиф усмехнулся, но улыбка спряталась в бороде, и Афраний скорее угадал ее, чем увидел.
— Синедрион внимательно следит за тем, чтобы на этой земле не плодились лжепророки.
— Интересно, — не сдержался Бурр, — как вы отличаете пророков ложных от пророков истинных? Мне казалось, что это можно понять только с течением времени.
— Пророчат многие, — сказал га-Рамоти вполне серьезно. — Пророчества одних приводят к тому, что Квинтилий Вар[18] распинает две тысячи моих соотечественников, и каждая ворона в окрестностях Ершалаима досыта наедается мертвечиной. Пророчества других безобидны. И, в общем-то, неважно, какие из них исполняются, а какие нет. Главное, чтобы не было от них вреда. Мессия обязательно придет, Афраний. Надо, чтобы было, кому его дождаться.
— И что ты скажешь о Иешуа?
— Как подданный Рима? Или как иудей?
— Как мой старый друг, Иосиф, как мой старый друг…
— Скажу, как друг, Афраний. Только объясни прежде, что у тебя за интерес к Га-Ноцри? Происшествие в Храме — разве римляне интересуются им?
Пришел черед усмехнуться Бурру.
— Все, что происходит в этом городе, интересует Рим, Иосиф. Просто иногда ты не видишь моей заинтересованности, и это хорошо. Значит, я все делаю, как нужно. Иногда я открываюсь перед тобой, но только потому, что доверяю тебе и твоей мудрости. Возможно, это неправильно, но в моем деле, даже если ты не доверяешь никому, нельзя никому не доверять…
— Сказано хорошо. И все же… Ты спрашиваешь о нем из-за бунта в Храме?
Афраний кивнул, подтверждая догадку собеседника.
— Это не все причины, Иосиф, но главная из них.
— И до того у тебя не было интереса к проповеднику из Галилеи?
— Был.
Иосиф взял с тарелки фигу и, не торопясь, откусил кусочек от медового бочка.
— Спасибо за откровенность, — сказал он, не глядя на собеседника. — Значит, у нас с тобой есть повод вспомнить еще одного человека. Даже двух.
— Конечно, — согласился Афраний, пригубив вино. — Иохан-нана по прозвищу Окунающий и Ирода Антипу.
— Иногда, — произнес га-Рамоти, поднимая взгляд на Бурра, и почему-то взгляд этот был сочувствующим, — мне начинает казаться, что ты знаешь все и обо всех. Ты слишком долго прожил среди нас, Афраний. Как ты умудряешься оставаться римлянином?
— Ты будешь удивлен, но нечто подобное сказал мне сегодня и прокуратор.
— Говорят, что у умных людей мнения совпадают, даже если это разные мнения. Итак, начнем ab ovo[19]?
Афраний кивнул.
Возможно, то, что он услышит, ему давно известно, а, может быть, и нет. В любом случае, важна интерпретация.
Шульце был недоволен добычей.
Больше всего на свете ему хотелось добраться до горла Рувима Каца. Добраться обстоятельно. Чтобы никуда не торопиться. Чтобы получить максимальное удовольствие. А вместо этого ему достался задохлик-племянник… Ну, за отсутствием дядюшки придется пострадать родственнику! Не повезло парню!
Шульце врубился в Шагровского головой точно как торпеда в борт сухогруза и едва не сломал себе шею, а из Валентина буквально вышиб дух.