Проклятый город

Остается предположить, что госпожа Иванцева действительно та, за кого себя выдает. Хозяйка некой преуспевающей фирмы, решившая совместить приятное с Полезным. Пообщаться с симпатичным молодым человеком и разнюхать, не знает ли он что-нибудь об умножителях. Ведь мог же этот хитрец утаить что-то от органов? А ежели утаил, то ломать его бесполезно — спастись он может, только твердя: знать ни о чем не знаю, ведать не ведаю. Но, растаяв в объятиях неотразимого творения талантливого биоскульптора, он вполне способен проболтаться — история знает подобные примеры. Можно попытаться уговорить его поделиться информацией, пообещав взять в долю, или, воспользовавшись удобным моментом, пошарить в ноутбуке и списать обнаруженные там сведения на дискету.

Это предположение похоже на правду, решил я. Выбрался из постели, накинул халат и вышел в гостиную.

Госпожа Иванцева услышала мои шаги и встретила мое появление милой улыбкой:

— Привет! Тоже не спится?

— Сигнал включаемого ноутбука действует на меня, как пение горна. Я забываю о сне и бросаюсь дописывать незавершенные статьи. Привет! — Я подошел к Саше и заглянул ей через плечо. Она просматривала файл с серией очерков, шедших в рубрике «Кто вы, таинственные атланты?».

— Ничего, что я залезла в твой ноутбук без разрешения? Одни говорят: скажи мне. кто твой друг, и я скажу, кто ты. Другие — покажи мне твой дом, и я скажу, кто ты. А я убеждена, что больше всего о характере человека говорит содержание его компа.

— Естественно, — согласился я, отметив, что без водных процедур и последующего нанесения макияжа госпожа Иванцева выглядит значительно более потрепанной жизнью, чем ей бы того хотелось. Истинный возраст гостий я, впрочем, давно научился определять по рукам. Как ни ухаживай за ними, они выдают хозяйку, если можно так выразиться, с головой.

— Мне тоже всегда казалось, что заглянуть в мастерскую художника — значительно интереснее, чем любоваться его картинами на выставке. Пока ты роешься в моих файлах, я сварю кофе. Тебе молотый или растворимый?

Мы оба понимали, что Саша поймана с поличным, но время для откровенного разговора еще не настало. Я был бы рад, если бы госпожа Иванцева отказалась от намерения начинать его вообще, но, боюсь, она не способна столь кардинально изменить свои планы. А жаль, ведь поначалу все складывалось так мило!

* * *

Оставив старенький «Вольво» около дома, я отправился в булочную за свежим хлебом в том самом настроении, которое изысканнейшим Александром Александровичем Блоком было описано следующими словами:

И встретившись лицом с прохожим,
Ему бы в рожу наплевал,
Когда б желания того же
В его глазах не прочитал.

Тернер был великолепен — слов нет! Зато потом мы с Сашей забрели на выставку какого-то импортного Заплюйкина, и настроение было испорчено окончательно и бесповоротно. Причепуренные дамы и господа любовались омерзительной, беспомощной мазней с таким видом, словно перед ними были фрески Джотто или полотна Веронезе! Мир явно сошел с ума. Тысячу раз прав был Василий Розанов, писавший в предисловии к своим ежемесячным выпускам «Апокалипсиса нашего времени», что «в европейском человечестве образовались колоссальные пустоты от былого христианства, и в эти пустоты проваливается все: троны, классы, сословия, труд, богатство». Десять тысяч раз прав, говоря, что «все проваливается в пустоту души, которая лишилась древнего содержания».

Я понимаю, что большая часть литературы должна быть дерьмом — журналы-пустышки и незатейливые книжки-однодневки для проветривания мозгов, утомленных восьмичасовым рабочим днем. Что фильмы, становящиеся год от года эффектнее и глупее, иными быть и не могут, коль скоро штампуются для самой невзыскательной публики. Но выставлять беспардонную халтуру в Эрмитаже — это уже кощунство! И рассуждать о ней с глубокомысленным видом могут лишь подвергнутые лоботомии кретины, которым в Эрмитаже делать нечего.