Проклятый. Игра с огнём

– Привет! – как ни в чём не бывало, поздоровался Глеб, и Еся нашла в себе силы только на то, чтобы кивнуть. Он взял свою девушку за руку. Жест слишком привычный и узнаваемый, чтобы Есения могла оставаться равнодушной. – Все уже в сборе?

– Да, – только и выдавила Еся, даже не сумев рассмотреть спутницу Кузнецова. В глазах потемнело, а в висках стучал пульс.

– Окей. Тогда мы пойдём.

Глеб ушёл, и Есения тяжело опустилась на песок, садясь прямо туда, куда добегала набежавшая волна. Господи, за что ей это? Одно дело представлять его с другими и врать себе, что он так же, как и она, страдает и переживает, и совсем другое – увидеть собственными глазами, что ему всё равно. Что он уже нашёл ей замену, которую, наверное, и искать особо не пришлось. Потому что Есения была для него никем. Одной из многих. Всего лишь одной из…

Вечер она помнила плохо. Девушка, с который Глеб приехал, и которую звали Вероникой, беспрестанно смеялась, но, похоже, это раздражало только Есю. Кузнецов почти не смотрел на неё. То шептал что-то своей пассии, то переговаривался с Сергеем и отцом. К ней пару раз обращались, а она отвечала невпопад. Перед мысленным взором настойчиво возникали картинки их встреч с Глебом. Это его «я твой» до сих пор звучало в ушах. Но в нём не было ни капли правды.

Хотя, надо было отдать Кузнецову должное – он показал ей, каково было ему, когда он знал, что она возвращается к мужу. Если всё же было… Только одно – просто знать, а другое – видеть собственными глазами. Всё было неправдой. Красивой ложью. Их встречи, их безумие. Всё было только выдумкой, её иллюзией.

Наконец, подали кофе, от которого Есения отказалась, сославшись на то, что хочет пойти к себе отдохнуть. Им с Сергеем выделили спальню на третьем этаже, куда она и поднялась. Но прятаться в комнате не спешила – долго стояла возле окна в коридоре и смотрела на то, как гаснет ещё один летний день. Тот, в котором всё встало на свои места. Всё было кончено. И её подыхающая надежда, которая всё никак не желала умирать в эти проклятые десять дней без Глеба, наконец, сделала последний вдох и затихла. Слёз не было. Пока. Они придут позже, Еся знала это. Когда она снова окажется наедине с собой. И, наверное, это принесёт хоть какое-то облегчение. А может, и нет.

Есения вздрогнула, когда услышала на лестнице противный смех и какую-то возню. Глянула через перила, и снова застыла на месте: по ступенькам поднимался подвыпивший Кузнецов в компании с Вероникой. Он, словно почувствовав, что на них смотрят, поднял голову, поймал взгляд Еси, подмигнул, прижал свою шлюху к стене и начал целовать, красноречиво двигая бёдрами. Есе же оставалось только оттолкнуться от перил и быстро ретироваться в спальню, начиная молить всех богов, чтобы эти два дня закончились как можно скорее.

Еся села на постели и зажала уши руками. Она не выдержит этого больше. Ни единой минуты. За стенкой, где ночевали Глеб и его новое увлечение, слышались стоны, переходящие в крики. Сергей спал рядом, а Есения сходила с ума. Воздуха не хватало, изнутри её разрывало на части. Было больно так, что казалось – эти дикие мучения никогда не кончатся. Если бы сейчас ей предложили умереть или продолжать представлять, как Глеб в пяти метрах от неё имеет какую-то очередную свою шлюху, она сама бы пустила себе пулю в лоб.

Раздался его голос, но из сказанных слов Еся ничего не смогла разобрать. Да и не хотела. Потом Вероника снова стала стонать, в такт её стонам заскрипела кровать. Еся быстро поднялась с постели и вышла за дверь, даже не набросив на себя халат. Также быстро пробежала по коридору, чтобы покинуть, наконец, этот чёртов третий этаж и не слышать больше этих ужасных звуков.

Очнулась уже на берегу, не видя перед собой ровным счётом ничего из-за застилающих глаза слёз. Тёмно-оранжевый закат превратился в серую ночь. На востоке небо было чуть светлее – там скоро должно было взойти солнце. Есения опустилась на один из валунов, поместившись на нём полностью, и обхватила колени руками, уткнувшись в них лбом.

Это невыносимо. Чтобы так было больно – просто невыносимо. Должно же стать хоть немного легче? Хотя бы теперь, когда она знает, что ничего для него не значила. Что теперь у него другая, а ей остаётся только пытаться прийти в себя и продолжать жить, как и раньше.

Интересно, если бы она тогда согласилась, как долго бы продлилась её сладкая агония?

Она принялась раскачиваться вперёд и назад в бесплодной попытке успокоиться. Пожалуй, стоит просидеть здесь до самого рассвета, может, хоть тогда Глеб уймётся, и она сможет пробраться в спальню и умыться.

– Не спится? – раздался рядом с ней голос Глеба, и ей на плечи опустилась мягкая ткань пледа.

Есения молчала. Так и сидела, уткнувшись лбом в колени, и молчала. Только повела плечами, скидывая с себя плед. Пусть заберёт его и засунет себе куда-нибудь поглубже. Или своей этой Веронике. Еся почувствовала аромат табака. Такой узнаваемый. И такой родной.

– Ты бы не сидела на камне. Простудишься.

– Да пошёл ты.