Проклятый или небеса в его глазах (СИ)

Забавно, но сердечко, до этого устраивавшее бешеные танцы с бубном успокоилось, выдохлось и присело отдохнуть. Сложно испытывать дикий интерес к мужчине, который загоняет тебя в угол. В моем воображении все яростней звенела потревоженная цепь кандалов, с помощью которых меня закуют, естественно ради благих намерений, к батарее. А за не имением оной прямо к себе любимому. Чтобы как собачка на поводке прыгала и далеко не убегала.

— Не так, как хотелось бы. Иначе нашел бы тебя раньше, — взгляд стал напряженным, брови чуть сблизились, — ты сейчас о чем думаешь?

Удивил.

— О звоне, — честность лучшее оружие. Относительная честность. Не говорить же что я эту цепь слышу уже так, словно над ухом кандалами трясут. Ну Мия…. Удружила. Хороший же мужик … был… вроде…. И в постели ну просто супер. Со всех сторон как не посмотри красавчик. Мечта. Ан нет… надули.

— Звоне? Опять плохо? — обеспокоенно.

Невозможный…. Невыносимый….

— Нет. Что ты, — голливудская улыбка.

Та самая, что призвана показать, что все хорошо, когда ты по шею в дерьме.

Мы снова замерли. Я рассматривала листы, а он меня. Время текло и где-то (опять в моем воображении) тикали часики. Тик-так-тики — так.

— Что ты хочешь знать? — прервала я молчание и посмотрела на него, — в обмен на это.

Указала кивком на листы на столе. Мужчина напротив словно заледенел. Затем порывисто поднялся и отошел к распахнутому окну. А я вздохнула облегченно. Сводящий с ума аромат мужчины стал удаляться. НО! Либидо приподняло голову и с любопытством проследило за упругими ягодицами и длинными ногами, что понесли своего хозяина поближе к свету, чтоб оно смогло отметить широкий разворот плеч, что купается в солнечном свете. Ах…. Держите меня ….

— Не так я представлял себе нашу беседу, — вскоре прозвучало в тишине.

Я молчу. Молчание золото. Молчи сойдешь за умную. Я повторяла это себе как мантру, как прием аутотренинга. Что я могу ему сказать? Что? Как скучала и тосковала о том, кто был навязан мне чужой волей. Мужчине от одного вида, которого сводило судорогой низ живота. И это были не мое, а навеянное проклятой магией. Меня заставляли любить и хотеть его. Лишая права голоса. Возможности решать. Сказать ему, что я чувствую себя марионеткой, безвольной куклой, которая просто хочет выжить. Куклой хочет платье и на ручки. Куклой, что хочет домой. И пускай он однокомнатный в спальном районе шумного города. Да! Все и сразу. Да. Хочу. Но не могу. Но хотеть то мне пока не запрещают. Пока… И его тоже, кстати тоже.

И снова молчание. Долгое томительное. Он так и продолжал стоять ко мне спиной. Сложив руки на груди, от чего ткань рубахи натянулась на рельефных плечах. Я же сидела, чуть ли слюной не давилась. Нет, определённо, заработаю себе раздвоение личности. Однозначно, что превращаюсь в нимфоманку. С оооочень узкой направленностью.

Всему хорошему когда-то приходит конец. И сейчас моему спокойствию тоже.

Внезапно Деймон развернулся и чеканным шагом направился к ко мне. Охнуть не успела, как была вздернута из кресла, пересажена на стол.

Горячие руки захватили в плен лицо, большие пальцы сдавили виски, а остальные зарылись в волосы, прежде сдернув кожаный ремешок, что их удерживал. Тяжелые пряди рассыпались по спине, ликуя от предоставленной свободы. Горячее дыхание опалило скулу. Он вклинился между моих податливо разведенных ног, становясь еще чуточку ближе. Взгляд глаза в глаза обжигал, заставляя сжимать его узкие бедра своими ногами. Прижиматься ближе к возбужденному телу, возбужденной плоти, что требовала своего. Ох… а это всего лишь взгляд.

— Паршивое зелье, ты права, — рыкнул он, прежде чем впиться в ноющие в предвкушении губы собственническим поцелуем. Сносящим, все преграды.

Власный, томительный, сжигающий в огне поцелуй длился невозможно долго. Его губы, его язык исследовали меня снова и снова, словно пропустив хотя бы миллиметр, пропустят что-то важное. Жизненно важное. Оттянув нижнюю губу зубами и уперевшись лбом в мой лоб, он опустил руки на стол, нависая надо мной. Все мое тело ныло и требовало ласки. Хотелось откинуться на прохладное дерево за спиной и вкушать те ласки и ту страсть, которая бушевала в его колдовских глазах, от которой внизу было… ах….

— Скажи мне… — наполненный страстью хриплый шепот.

— Что?

— Ответь…

— Да.

— Скучала?

— Да.

Тяжелое горячее дыхание опалило висок. Я повернула к нему голову, пропадая в небесной лазури глаз.

— Скучала…

Словно в награду, поцелуй был нежным, томительным, Он более не захватывал, он предлагал себя в полное мое распоряжение. Приглашал, манил, обещал. Незаметно для самой себя скользнула по груди ладошками, обняла и притянула к себе. Подалась вперед, стремясь быть еще ближе, еще теснее. Ощущать его всего. И уже сама не поняла, как мои ладони оказались под рубашкой, купаясь в обжигающем тепле, а его руки легли на мою грудь, властно сжимая, опаляя огнем… Однако, именно этот огонь, огонь его тела, шелковистая гладкость кожи и бешено бьющееся под ладонями сердце отрезвило. Лина! Адалин! Ты что вообще творишь? А?