Проклятый Легион

Чин—Чу повесил лазерную горелку на скульптуру и направился к дому. Это длинное низкое двухэтажное строение казалось частью земли, на которой стояло. По стенам тут и там карабкался плющ, меж аккуратно подстриженных кустов проглядывал кирпич, и окна подмигивали на солнце.

— А у этой дамы есть имя? Мальчик пожал плечами:

— Я сделал грязевые пирожки.

— А я сделал скульптуру.

— Спорим, что тете Ноле мои пирожки понравятся

больше твоей скульптуры? Чин—Чу покачал головой. — Никаких споров с сосунками. Я для этого слишком стар.

— А сколько тебе лет?

— Не твое дело.

Чин—Чу начал задыхаться к тому времени, когда добрался до веранды, но был слишком упрям и слишком горд, чтобы опустить мальчика на пол. Они вошли в гостиную вместе.

Гостиная представляла собой огромную комнату с высокими потолками, темными балками и массивным камином. Она была обставлена и современной, и традиционной мебелью.

Нола Чин—Чу и мадам Валери Дассер сидели в противоположных концах удобного дивана. В руках они держали чашки с чаем. Мадам Чин—Чу взглянула на мужа и нахмурилась:

— Серджи! Посмотри на себя! Рабочий комбинезон. И к тому же грязный. И Тоби! Как тебе не стыдно!

Малыш счастливо улыбнулся.

— Я лепил грязевые пирожки.

— Ты сам похож на грязевый пирожок. А ну, марш наверх и вымойся. Через полчаса придет твой учитель музыки.

— Но я не люблю его!

— Не хочу ничего слышать. Ну–ка бегом. Малыш взглянул на лицо своей тети, понял, что она не шутит, и побежал к зверям.

Чин—Чу опустился в свое любимое кресло, не обращая внимания на страдальческий взгляд жены, и улыбнулся мадам Дассер.

— Мое почтение, мадам Дассер. Какой приятный сюрприз.

— Сюрприз — возможно, — ответила Дассер, — но не особенно приятный. У меня плохие новости.

Мадам Чин—Чу выронила чашку и зажала рот рукой. Евразийские глаза, которые все эти долгие годы очаровывали Чин—Чу, расширились от испуга.

Дассер покачала головой.

— Это так необдуманно с моей стороны. Простите меня, Нола. Новости никак не связаны с Леонидом. Во всяком случае, напрямую.

Чин—Чу вздохнул, открыл латунную коробку, стоящую на столике рядом с креслом, и выбрал сигарету. Ему не полагалось курить, да какая теперь разница? Он затянулся и выпустил дым длинной тонкой струйкой.

— И?

Дассер отпила глоточек чая.

— Император приказал своим войскам отойти с края. Это было вчера днем. Большая часть 3–го пехотного полка вместе с подразделениями 4–го и 1–го кавалерийских полков попытались взлететь семь часов спустя. Их схватили и арестовали.

— А генерал Мосби?

— Генерал и ее штаб обвиняются в измене.

Мадам Чин—Чу побелела. Отход войск означал почти верную гибель тех, кто остался на Веретене. Дрожащей рукой она показала на затемненный головизор.

— В новостях ничего не было. Дассер мрачно улыбнулась.

— Будет. Сколари сбросила все средствам массовой информации тридцать минут назад. Объяснение было довольно односторонним, если не сказать больше.

Чин—Чу подумал о сыне, о невестке и о миллионах человеческих существ, рассеянных по краю. Всеми ими пожертвовали. Он затянулся сигаретой, а когда заговорил, его голос был тихий, но жесткий от гнева:

— Сколари идиотка… но я надеялся на императора. Дассер хотела высказать очевидное, хотела подтолкнуть его, но лишь хладнокровно заметила:

— Да, все это очень прискорбно.

Чин—Чу посмотрел ей в глаза и произнес осторожно:

— Тот поэтический кружок, о котором вы мне говорили…

— Да?

— Нельзя ли мне прийти на собрание? Дассер улыбнулась. Ее рыбка проглотила крючок.

— Мы будем рады вам. Чин—Чу кивнул, загасил окурок и чертыхнулся, когда тот обжег ему палец.

14

Видит Бог, что было лучше утопать на шелковых подушках и быть наполненным благоуханием там, где волнение Любви кончается блаженным сном, пульс близко к пульсу и дыхание к дыханию, где дороги успокоенные пробуждения.

Но у меня свидание со Смертью в полночь в одном пылающем городке, когда Весна снова побежит на север, и я своему слову верен, я не пропущу этого свидания.

Легионер Алан Сигер

Погиб в бою на Сомме 1916 ст. г.

Форпост Легиона NA-45–16/R, или «Веретено», Империя людей

Командир копья Икор Нибер—Ба почувствовал, что его сердце переполняется гордостью, когда весь состав истребителей и транспортно–десантных кораблей тактической группы построился и направился к астероиду. Все три его линкора подошли поближе, чтобы сократить расстояние, которое придется пройти меньшим судам, и поддержать их во время атаки. Нибер—Ба фактически мог видеть поверхность астероида, видеть места, где металл и расплавленный камень светились вишнево–красным, и наслаждаться тем, что совершило копье.

Они бомбардировали Веретено почти целые хадатанские сутки — изничтожали все поверхностные сооружения, какие только нашли, готовясь к заключительному наземному штурму. И что это будет за штурм! Все солдаты, не занятые в управлении кораблями, примут в нем участие.