Нику казалось, что последний месяц он не дышал. И лишь сейчас сделал первый, такой нужный вдох. Эмили, эта маленькая девочка, доверчиво к нему прильнувшая и дарившая ему поцелуи была для него глотком прохлады в невыносимом зное самой жаркой в мире пустыни. За месяц без нее он так соскучился по ее нежным рукам, запаху и персиковому вкусу мягких губ. Он не мог ее отпустить, не сейчас. Она не могла от него уйти, не сейчас.
Сначала неуверенный поцелуй, будто они пробовали оставшиеся чувства на вкус, в одно мгновение перерос в жадный, сносящий крышу. Словно наркоманы, впервые за долгое время дорвавшиеся до дозы, они не могли отпустить друг друга даже на секунду. Ник наслаждался новой дозой своего наркотика, ловко усадил ее на кухонную тумбу и тут же прильнул губами к шее, которую она подставляла, запустив руки под футболку, чувствуя разгоряченную кожу. Они оторвались друг от друга лишь ненадолго, чтобы отправить ту самую мешающую футболку на пол, куда тут же улетели ее футболка и короткие милые шортики, которые ему всегда так нравились.
Николас овладел ею прямо на кухне с рыком голодного зверя, Эмили царапала ему спину острыми ноготками, жадно стараясь урвать каждый поцелуй. Их путь до спальни казался обоим вечностью, и уже после, лежа на ее мягкой кровати, прижимая свою маленькую панацею к груди, перебирая мягкие русые волосы и чувствуя, как невыносимая боль в груди его больше не беспокоила, он почему-то подумал о самолете, на который опоздал. Или они?..
— Так ты даешь мне шанс? — с улыбкой он взглянул в милое личико, только ответной улыбки так и не увидел.
Удовлетворив собственных демонов и их пошлые желания, Эмили понимала, что могла мыслить намного трезвее. Понимала, что любила этого сильного мужчину, но на любви невозможно было построить нормальную семью. И уж тем более невозможно было изменить самого Ника, разве что в худшую сторону. Она была счастлива сейчас, в этот момент, в его надежных объятиях, но заглядывая в будущее или возвращаясь в прошлое, она чувствовала, как ее одномоментное счастье рушилось, словно самый хрупкий в мире карточный домик.
Николас видел все эти эмоции на ее лице, поэтому, когда она покинула его объятия, а потом встала с кровати, накинув халатик из шкафа, он не сопротивлялся. Только усмехнулся, потянулся к джинсам, в кармане которых была пачка сигарет, но вспомнил, что те остались на кухне, и откинулся на подушки снова, наблюдая, как Эмили измеряет шагами спальню.
— А смысл, Ник? — все же взглянула она на него и устроилась на подоконнике, убрав прядь волос за ухо.
— Ну, даже не знаю, маленькая. Чтобы быть вместе, наверное.
— Мы уже пробовали, у нас не получилось.
— У нас не получилось, потому что я облажался. Сколько раз ты хочешь, чтобы я это повторил, Эмили? И больше так делать не собираюсь, поэтому и здесь. Ты начинаешь ходить по кругу.
— Я не хожу по кругу, — вздохнула она, потеребив подол халатика, и подняла на Ника серьезный взгляд, — просто дело не только в твоей измене.
— То есть ты сейчас серьезно? — с усмешкой переспросил он и поднялся с кровати, обернув простынь вокруг бедер, за пару шагов преодолел расстояние между ними и за подбородок поднял лицо Эми, — Ты мне говорила про ложь и измену, а сейчас оказывается, что дело вовсе не в этом?
И все-таки секс с Николасом был отличным лекарством от потери самообладания.
— Да, оказывается, — твердо ответила она и убрала руку от лица, — просто это было вершиной огромного айсберга.
— И что же у нас сам айсберг?
— Мы разные, неужели ты этого не видишь.
— Так противоположности притягиваются, — ухмыльнулся он, — что-то до этого тебя это не смущало.
— Да потому что я старалась закрывать на это глаза! Но ведь я лгала сама себе. А это хуже, чем твоя ложь.
Она прикусила губу и опустила взгляд, когда ухмылка окончательно застыла на его лице, только вот глаза не выражали ничего хорошего. Она почему-то вспомнила ту ночь, когда, испугавшись его, пряталась от него в гостевой спальне…
— И о чем же таком страшном и ужасном ты лгала себе?