Проклятый меч

Осмотрев тело покойника, кузены завели тихий разговор, пытаясь выяснить, кто из них видел Элиаса последним. Они пошли к нему пожелать спокойной ночи уже после того, как я отправился в свою комнату на втором этаже. При этом они старательно заверяли друг друга и самих себя, что в то время Элиас был жив. Конечно, он выглядел усталым, сонливым, но был жив и дышал. Насколько я понял, они входили к нему в следующем порядке: первой была Элизабет Хэскилл, которую позвал сам хозяин дома, еще не видевший ее с момента приезда к нему в гости. За ней последовал старик Валентайн, потом Катберт, а последним к Элиасу вошел Роуланд. Послушать со стороны, так между любящими кузенами царили прекрасные отношения, не омраченные никакими подозрениями. Правда, поначалу легкие сомнения возникли в отношении Роуланда — ведь он последним входил к Элиасу, но тут вмешалась Абигейл и заявила, что вслед за ним заходила к старику, чтобы проверить, выпил ли он свою порцию снотворного. Она божилась, что в то время он был жив и здоров.

Все эти разговоры так или иначе наводили на мысль, что единственным виновником смерти старика был я. У меня даже возникло ощущение, будто все жители этого дома и родственники покойного, вне зависимости от существовавших между ними противоречий, интуитивно объединились против чужака. Я понуро повесил голову под их пристальными взглядами и посмотрел на кончики сапог. Я уже сказал, что все это время стоял у камина, в котором оставались головешки от вчерашнего огня. Казалось, от них еще исходит тепло. Из-за вчерашней суматохи никто не потрудился почистить камин и принести свежих дров, поэтому небольшое пространство перед топкой, выложенное толстыми дубовыми досками, покрывал тонкий слой сероватой золы и пепла. И вдруг мое внимание привлекли оставшиеся на нем странные отпечатки, заметно отличавшиеся от всех других. Я наклонился и внимательно рассмотрел следы чьих-то маленьких ног, похожих на детские, но по форме довольно странных. Это были отпечатки ступней с широко расставленными пальцами! Но в доме не было таких маленьких детей. Стало быть, их могла оставить только обезьяна Элиаса по кличке Грант. Выходит, глубокой ночью кто-то выпустил обезьяну из клетки. Этим ранним утром в гостиной стоял холод, но это было ничто по сравнению с леденящим душу страхом, поселившимся в моей душе.

Вскоре меня препроводили в спальню Элиаса и оставили там под присмотром конюха Эндрю. Некоторое время спустя привратник, его лопоухий сын, а также Катберт и Роуланд принесли сюда окоченевшее тело старика и поместили на широкую кровать. Естественное место для хозяина дома, однако они, по всей видимости, сделали это еще и для того, чтобы я призадумался над тем, что, по их мнению, натворил. При этом все бросали на меня враждебные взгляды, за исключением мальчика Дэйви, глазевшего с откровенным любопытством. По всей вероятности, он впервые в жизни видел перед собой предполагаемого убийцу.

Когда они ушли, я наконец получил возможность более внимательно осмотреть тело покойника, однако ничего интересного не обнаружил. У него на лбу зияла огромная рана, от которой он, видимо, и умер. От такой глубокой раны должно быть обильное кровотечение, но на снегу я обнаружил лишь несколько пятен.

Разумеется, Эндрю, Элиас и я были не единственными обитателями затхлой комнаты. Я не забыл о существовании Гранта, хотя самец тихо сидел в своей клетке в дальнем углу, и только запах напоминал о его существовании. Едва тело хозяина положили на кровать, Грант вышел из клетки, подошел к покойнику и схватил его за руку. Правда, на этом все и закончилось. Животное не кричало, не скулило и даже не пыталось взобраться на кровать. Я понимал, что все побаивались этого странного существа и были рады, когда Грант вернулся в свою клетку. И только меня радовало его присутствие. Напряженное молчание Гранта казалось мне более приличествующим смерти Элиаса, чем лицемерная болтовня кузенов Хэскилл.