Проклятый металл

— Бормотал что-то себе под нос. — Тюремщик кликнул помощника и повесил кольцо с ключами на пустующий крюк для факела. — Но ничего путного. Шибко слова умные были.

— При его разговоре с господином комендантом вы присутствовали, — напомнил мне Эдмунд.

— Присутствовал, — кивнул я. Но тоже ничего не понял. Орден Пламенной Длани уничтожал бесноватых по всей полуночи, а тут вдруг такая разборчивость. По спине вновь пробежали мурашки. — Этого за что сюда?

— Заговор против его величества Альберта Второго учинил, — просветил меня охранник коменданта. Одержимый открыл второй глаз и зарычал. — Всех на плаху, а у господина маркиза слишком благородная кровь оказалась. На пожизненное к нам отправили.

— Понятно.

Присев рядом с принесенной двумя охранниками жаровней, я вытащил из сумки несколько перевязанных тесьмой пучков трав и кинул на угли. Перебивая вонь, по камере распространился едкий аромат полыни, а моментально закашлявшийся бесноватый вместе с кровью выплюнул несколько фраз на неизвестном языке.

— Я это… Позовете! — выскочил в коридор старший надзиратель.

— Факелов пусть принесут! — крикнул ему вдогонку я. Добавил на угли несколько засохших комочков сосновой смолы, полпригоршни истолченного листа зверобоя, крапивы и чертополоха. Этого явно было недостаточно, и, сковырнув пробку, я поднес к носу маркиза бутылек черного стекла.

Бесноватого начало трясти, зрачки уменьшились и стали размером с булавочные головки, а глаза налились кровью. Стул затрещал, на руках набухли вены, ремни глубоко врезались в кожу. Казалось, еще немного, и заключенный разорвет путы, и обеспокоенный Эдмунд несколько раз для пробы взмахнул короткой дубинкой.

— Стой, — одернул его я и накинул на шею маркиза ожерелье с оправленными в серебро изумрудами, янтарем, бирюзой и несколько неуместно смотревшимся здесь змеевиком. На заключенного будто ушат холодной воды вылили. Он враз обмяк, а из уголка рта вновь потянулась тоненькая струйка слюны.

— Извините, если отвлекаю, господин экзорцист, — охранник коменданта отошел к двери, когда прибежавшие стражники закрепили на стенах факелы и в камере сразу посветлело, — но отчего люди становятся одержимыми? Как бесы выбирают своих жертв? И только ли в бесах дело?

— Да как вам сказать? — Я обильно посыпал пол серым порошком из провощенного пакета, и влажный камень моментально высох. Потом достал широкую кисть с беличьим ворсом и принялся сметать в сторону образовавшийся бурый налет. — Есть две общепринятые теории, и даже на Великом Соборе не удалось свести их воедино.

— И что это за… теории? — запнулся на незнакомом слове охранник.

— Основатели моего ордена были убеждены, что бесы рвутся в наш мир. И в ущербную из-за греховных помыслов душу им проникнуть проще, но и только. А экзекуторы, будь они неладны, во главу угла ставят нравственную чистоту человека. Будто бы это греховные помыслы и деяния притягивают к себе еще большую скверну.

— И поэтому нет смысла бесов изгонять, раз причина в человеке? Они не жертвы, но соучастники? — догадался Эдмунд. — Надежней отправить на костер.

— Точно, — кивнул я и достал из сумки кусок известняка. Рукавом вытер зашмыгавший из-за холода и сырости нос и начал вписывать стул с маркизом в пентакль. Убедившись, что белые линии нигде не прерываются, обвел пятиконечную звезду неровным кругом и поднялся с колен. — Ну а мы хоть и не считаем, что бесноватые суть образцы благочестия, но уверены: если кто-то получит второй шанс, хуже от этого не будет. Напротив — такой человек только укрепится в своей вере.

— Вашим словам недостает убежденности, — покачал головой охранник.

— Да ну? А чем я, по-вашему, занимаюсь? От нечего делать развлекаюсь?

— Нет, просто брат-экзекутор был куда более уверен в собственной правоте, — смутился Эдмунд.

— Фанатик, — хмыкнул я и вернулся к нанесению на пол сложной вязи ритуальных символов.

— Он говорил, — ветеран пропустил мои слова мимо ушей, — будто изгнанная из одержимого скверна не исчезает, а ищет новую жертву. После смерти же бесноватого она остается в мертвом теле.

— Любопытная теория, — кивнул я, припоминая соответствующую главу пухлого тома «Бесноватость как она есть». — А вот мы считаем, что изгнанный бес оставляет частичку себя в нашем мире и возвращается в преисподнюю ослабленным. Если же дело заканчивается смертью одержимого, то бес забирает с собой душу человека и становится сильнее. Именно поэтому бесноватые склонны к самоубийствам.

— Почему бы вам не организовать философский диспут? — прищурился из-за заполнившего камеру дыма тлевших в жаровне трав Эдмунд, внимательно наблюдавший за тем, как я расставляю свечи в вершины пентакля.

— И мы, и они слишком заняты своим делом, чтобы устраивать представления для развлечения черни и скучающих бездельников из благородных, — намеренно более резко, чем следовало, ответил я. Кто ты, господин охранник? И откуда слова такие умные знаешь? Поддашься на провокацию или промолчишь?

Эдмунд промолчал.