Проклятый мир Содома

– Значит так, Виктор Александрович, вы – это я, а я – это вы… – произнес я стандартную формулу, принимая поданный рукоятью вперед пистолет и возвращая его обратно. И, как и в предыдущие разы, прогремевший в небесах гром подтвердил действительность этой клятвы, после которой одним последователем у меня стало больше.

– Да, уж, не ожидал, что это будет так… прекрасно, – вздохнул Коломийцев, впервые в жизни прикоснувшись сознанием к монолитной мощи нашего Единства.

Его глаза словно еще ярче загорелись, он на мгновение возвел их к небесам, после чего, снова обратив свой взор на меня, спросил:

– Ну что, Сергей Сергеевич, мне привести к вам своих людей?

– Да нет, Виктор Александрович, – отрицательно покачал я головой, – не надо. Лучше мы с вами сейчас пройдем в ваше расположение, а потом потихоньку пойдем к вам в хозяйство, и по пути я немного расскажу о ритуале групповой клятвы и о том, как я однажды стал богом войны…

Этот парень слушал меня, затаив дыхание – так, как ребенок слушает страшную и интересную историю, живо все представляя и веря каждому слову.

– Очень интересно, Сергей Сергеевич, – произнес впечатленный капитан, когда я закончил свой рассказ, – и мы обязательно сделаем все как положено. Но раскройте, пожалуйста, тайну – какое отношение к вам имеют эти дети, и почему эти три женщины неотрывно следуют за вами?

– Женщины и один из мальчиков, – ответил я, – это члены нашей управляющей магической пятерки, позволяющей нам перемещаться между мирами, а то, что среди нас есть дети, стало результатом многоуровневых интриг различных особей разной степени противности и одного трагического и одновременно счастливого совпадения.

– А как это? – не понял Коломийцев.

– Трагическим это событие было потому, что дети вместе со своей воспитательницей, ведомые любопытством, оказались в одном очень нехорошем месте, а счастливым это совпадение оказалось потому, что в том же месте и в то же время оказался я со свой группой и отцом Александром. Надо же, прошло всего три с половиной месяца, а кажется, что минула целая вечность. Впрочем, детям с нами нравится, потому что тут они живут настоящей, полноценной жизнью, дышат полной грудью и знают, что все, что им говорят, является чистейшей правдой. А это дорогого стоит. И если мальчики еще немного скучают по родителям и друзьям, то девочки – это сироты из детского дома, и здесь я им за отца, а их воспитательница боец Птица, в миру Анна Сергеевна, за приемную мать.

– А она красивая, – оглянувшись, заметил Коломийцев, и его выразительные глаза, когда он снова повернулся ко мне, лучились теплотой и интересом, – и дети у вас действительно очень счастливы. Только вот почему они в форме, как положено, а их воспитательница нет?

– Боец Птица – это вещь в себе, и форму не надевает принципиально. Но в своем деле она крайне хороша, так что пусть ходит в чем хочет, дело от этого не страдает. И кстати, Виктор Александрович, не надо так глубоко вздыхать, оглядываясь в ее сторону. Птица у нас уверена, что достойным ее может быть только высокодуховный, воздушный и неземной мужчина, сотканный из одних только достоинств и напрочь лишенный недостатков – так что нам, обычным мужчинам, приходится обходиться княгинями или там богинями, а боец Птица – это просто не про нас.

– А жаль, – вздохнул капитан, пряча лукавые искорки в глазах, и, еще раз оглянувшись, добавил: – Но вот мы и пришли, Сергей Сергеевич, разрешите построить людей?

– Стройте, Виктор Александрович, – ответил я, и капитан Коломийцев два раза лихо свистнул, после чего все пришло в движение.

Бойцы разведроты, споро разбиравшие три большие взводные палатки и укладывавшие имущество в кузов прикомандированного «Урала», мигом побросали все свои дела и построились в шеренгу по два с весьма похвальной быстротой. В общем строю издалека этого заметно не было, но теперь я с удовольствием констатировал, что и по внешнему виду, и по физическому состоянию бойцы и командиры изрядно отличались в лучшую сторону от общеполкового, так сказать, уровня. Форма на всех если не постирана, то явно чищена щеткой, и более того, у всех бойцов подшиты свежевыстиранные подворотнички. В пехотном батальоне такое было только у самых борзых «землячков», у танкистов и самоходчиков подшива была тоже не у всех, а тут все поголовно блистали белыми полосками над воротниками кителей. Во-первых, это говорило о взаимовыручке внутри подразделения, и во-вторых, о нежелании бойцов и командиров опускаться до уровня бомжей. Где же они доставали мыло для стирки и свежее полотно, или у них старшина такой запасливый и все это время централизованно снабжал бойцов мылом и подшивой? В любом случае – честь им всем и хвала, потому что тщательно следить за своим внешним видом стараются только те люди, которые еще не опустили руки и продолжают бороться против самых неблагоприятных обстоятельств. Этот факт, конечно же, не мог не воодушевлять.

– Благодарю за идеальный внешний вид, – сказал я, пожимая руку Коломийцеву, – а теперь вы знаете, что нужно делать. Исполняйте!