Тут то же самое, но только место императора занимает обаятельный гад Серегин, который влюбил в себя сначала меня. Потом жертвой его чар пала почти сотня амазонок, к которым потом добавилось три с половиной тысячи бывших жертвенных «овечек», едва таскавших ноги, но при этом смотревших на моего мужа с ужасным вожделением. И вот теперь он привел за собой почти восемь тысяч так называемых «ручных» лилиток, которые просто заполонили собой заброшенный город, а часть из них так и вообще находятся в подвалах его Главных Башен, где расположены купальни, превращенные сейчас Лилией в импровизированный госпиталь. И все они смотрят на моего мужа так, как будто он как минимум живой бог, и называют его «обожаемый командир». А ведь он всего лишь чертовски обаятельных нахал, который, конечно, не дергает Бога за бороду, но и разговаривает с ним безо всякого положенного при этом почтения. Я, например, когда подхожу к отцу Александру, то вся трепещу, потому что не знаю, кто сейчас будет отвечать на мой вопрос; а Серегину вроде бы как и все равно. Ну точно как писал Лермонтов: «Слуга царю, отец солдатам».
И вот ведь он, гад, специально пошел к Колдуну и попросил, чтобы тот сбросил ему в мозг язык, на котором разговаривают лилитки (благо у «ручных» и «диких» он совершенно одинаковый), а потом пошел в этот импровизированный госпиталь пожимать руки раненым лилиткам и говорить им всякие одобряющие слова. А ведь в тот момент, когда те едва вооруженные лилитки с яростным воплем бросились на ряды закованных в бронзовые доспехи воинов, они еще не служили у Серегина, и даже не подозревали о его существовании. И вот поди ж ты: «Все что могу лично!» – и никак не меньше. Явно к этим лилиткам впервые в жизни отнеслись так по-человечески, и сейчас, обмотанные повязками, не в силах пошевелиться, от нескольких сказанных им одобрительных слов они просто плакали от счастья. Да эти лилитки, наверное, месяц не будут мыть ту руку, которую им пожимал этот наглец Серегин. Я бы на их месте сама не мыла, это точно.
Я тут узнавала, как бы с ними обращалось местное начальство, даже в том случае если бы эти раненые сражались на победившей стороне. Да их бы просто добили без всяких церемоний, а мясо использовали в пищу. Таковы традиции местной цивилизации, и я ничуть не огорчусь, если Серегин и тевтоны на пару – каждый со своей стороны – разнесут ее вдребезги и пополам.
Тот же день, поздний вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу.
Мэя Кун, бывшая боевая рабыня ашорского городского ополчения.
Сколько мы, остроухие, себя помним, мир всегда был устроен одинаково. Мы в нем были лишены всего и считались хуже всех остальных, хуже грязи под ногами, хуже тупых и бессловесных скотов, которые тащат за собой повозки. И при этом мы против своей воли должны были сражаться с такими же, как и мы, за интересы наших хозяев. С магией принуждения не поспоришь, она всегда будет сильнее. А легенды о Воине с Сияющим Мечом, который придет для того, чтобы покарать зло и дать свободу нашему народу, казались мне всего лишь сказками для утешения наивных и легковерных. Нет и никогда не было такого Воина, думала я, ведь разве же хоть один Волкодав пойдет наперекор сильнейшим магам, для того чтобы помочь тем, кого ценят меньше, чем лежащую под ногами грязь…
И на эту никому из нас не нужную войну мы пошли, уже зная от болтливых служанок, что наши хозяева-маги очень встревожены, и что все мы идем навстречу какому-то великому и ужасному Древнему Врагу. Пусть нас лишили воли и права самим решать свою судьбу, но разум и возможность видеть и слышать у нас забрать нельзя, потому что это было запрещено Древними Создателями нашего вида, желавшими, чтобы мы всегда оставались идеальными женщинами-бойцами, а ведь для этого требуется не только сила, но и ум. Но никакой ум не мог нам сказать, что мы идем навстречу своей судьбе, и что все мы уже посчитаны, оценены и признаны годными.
Всю дорогу от Ашора почти до самого запретного города Ниц нас гнали бегом, по утрам не давая даже толком прожевать кое-как сваренную безвкусную кашу из дробленых зерен ячменя и сухие хлебцы. И вот наш путь закончен. Тяжело дыша и отдуваясь, мы остановились, глядя на перегородившую нам путь от края и до края живую стену из черненого металла. Странные граненые копья этих воинов выглядели острыми как иглы, и в полтора раза длиннее копий Волкодавов. Главный городской маг и правитель, страшный ублюдок и гад, Мел си Хил-Дек, в последнее время повадившийся ради своего удовольствия один раз в день убивать по паре наших сестер, приготовился еще раз свершить свое грязное дело прямо на виду у глядящих на него чужаков. Но тут громыхнул гром – и голова мерзавца разлетелась на множество мелких кусочков, а тело упало и, скорчившись, затихло.