Проклятый. Миры Лунасгарда I

Слуга, парень немногим старше Кара, понимающе кивнул. Что-то бормоча под нос, повел лошадь к конюшне. Кар пересек двор. Запах жареного мяса, лука и хлеба защекотал ноздри, и в животе опять заурчало. Не смешно ли – думать о еде на волосок от смерти?

Дверь открылась от толчка. Медный колокольчик звоном сообщил о новом госте. В большой комнате с закопченными стенами, несколькими дверями и внушительной стойкой, за которой виднелась открытая дверь на кухню, стоял дружный храп. Кар замялся, но тут же понял: из-за праздников не осталось свободных комнат, вот постояльцам и приходится коротать ночь прямо в обеденной зале.

Одни спали, уронив голову на тяжелую столешницу, другие – на руки. Иные растянулись, как на кроватях, на скамьях у столов. Судя по одеждам, большинству было не впервой ночевать кое-как, так что и скамья могла сойти за хорошую постель.

Бодрствовали двое – в дальнем конце зала, за столом с тремя бутылками вина и блюдом, полным костей. Один походил торговца, род занятий второго Кар затруднился определить, но панцирь под дорожным плащом и меч рядом на скамье говорили о нраве далеко не мирном.

На звон колокольчика оба оглянулись – и будто вмиг протрезвели. Пальцы торговца сложились в охранный знак.

Кар замер на пороге.

Он привык к опасливо-любопытным взглядам, но положение брата-принца защищало надежней доспехов – до сих пор. Теперь, слишком поздно, Кар понял. Никогда ему не скрыться в толпе. Двое за столом видят колдуна. Колдун в сердце Империи может быть лишь один. Сообразят ли это полупьяные торговцы?

Тот, что был в панцире, потянулся к мечу, но тут из кухни выскочил, протирая заспанные глаза, рослый детина. Засаленный передник поверх светлой рубахи навыпуск, хозяйственно-услужливый вид – трактирщик.

Всего миг понадобился ему, чтобы смекнуть, кто завернул среди ночи в небогатый трактир. Глаза трактирщика скользнули по лицу Кара, по одежде, оценивая расшитую серебром тунику, золотые бляшки на поясе – и вот уже хозяин заведения склонился в низком поклоне.

– Ваша милость…

Двое за столом удивленно переглянулись. Потом успокоились, поняли. Рука, лежащая на мече, расслабилась.

– Что будет угодно вашей милости? – спросил трактирщик. – Увы, мой трактир не для богатых господ…

– Комнату на несколько часов и завтрак.

– Простите, господин, в праздник все места заняты, – трактирщик кивнул на спящих за столами людей.

– Я хорошо заплачу и пробуду всего два-три часа.

Кар поймал оценивающий взгляд того, кто был с мечом и в панцире. Трактирщик оглянулся, кивнул:

– Я уступлю вашей милости свою спальню. Пойдемте, мой господин…

Трактирная кухня по части опрятности и порядка могла соперничать с дворцовой. Трактирщик заметил удивление гостя, заулыбался. Запер дверь. Кар с облегченным вздохом отсчитал пять золотых. Трактирщик даже бровью не повел. Деньги – на них можно было жить в трактире месяц – исчезли в кармане передника. Трактирщик поклонился.

– Пойдемте, ваша милость.

Дожидаясь в тесном коридоре второго этажа, Кар видел через полуоткрытую дверь, как хозяин что-то быстро говорит невысокой худенькой женщине, та исчезает в другой комнате, возвращается с охапкой белья. Проходя мимо, супруга трактирщика послала знатному гостю кокетливый взгляд из-под ночного чепца. Кар ответил вежливым кивком.

Вскоре хозяин проводил его в опрятную спальню с кроватью, спешно застеленной чистыми простынями, небольшим столом и двумя дубовыми табуретами.

– Я побеспокоил вашу жену? – чуть виновато спросил Кар.

– Она ушла в детскую, ваша милость, – трактирщик кивнул на противоположную дверь. – Не извольте волноваться. Наш малыш ее все равно поднял бы.

Кар кивнул. Вторжение в семейную жизнь доброго трактирщика было меньшей из забот этой ночи, да и пять золотых – достаточная плата за неудобство.

– Я принесу завтрак вашей милости, – сказал трактирщик и вышел.

Кар устало рухнул на табурет. Опустил голову на руки. Собаки отстали, оленю удалось скрыться. Надолго ли? И стоит ли бежать, если конец предрешен? Но в пятнадцать лет умереть без борьбы…

Вернулся трактирщик, ловко расставил по столу тарелки. От запаха жареного мяса опять свело желудок. Наполнив чашу вином, хозяин подал ее Кару. В этот миг из детской донесся бодрый детский плач, и трактирщик расплылся в гордой улыбке. Приняв чашу, Кар кивком отпустил его. Тот вышел, прикрыв дверь, но плач все равно был отчетливо слышен – Кар невольно посочувствовал родителям ребенка.

Утолив голод, встал. Он дрожал от усталости, но о сне не мог и думать. В каждом шорохе, в каждом звоне дверного колокольчика чудилась погоня. Беспокойно вышагивал он по комнате, не понимая, не видя ни деревянных стен, ни грубой мебели. Эриан, лунный свет, клятва… спокойная жестокость лице жреца, нагой император с кинжалом в груди, белая кобыла… Все, что любил, все, чему верил…