- У меня своя, - голос его прозвучал сдавлено, но плоскую фляжку из-под подушки он достал довольно проворно.
Пока король, морщась, пил, делая короткие жадные глотки, Тьер поставил перед Айной стул.
- Хрен знает, чем они меня тут травят, - махнул рукой король, разрешая девушке присесть.
Айна, здраво рассудив, что в ногах правды нет, воспользовалась его разрешением, хотя сидеть у постели больного и вдыхать невыносимый запах его гниющей плоти и лекарств было сомнительным удовольствием. Она оглянулась на окно, и Тьер, понимавший её с полувзгляда, тут же его распахнул, и сам с удовольствием втянул полной грудью свежий вечерний воздух.
- Ты не ответил, - напомнил король, вытирая губы, от которых на тыльной стороне его руки остались следы, по цвету подозрительно напоминавшие вино. - Что бы мне не докладывали, я хочу знать правду.
- Зачем она тебе, дядя?
- Мне казалось, я ещё король этой страны, - он снова закашлялся, но в этот раз фляжку, что так и осталась у него в руке, открывать не стал. - Хотя, ты прав. Плохой из меня вышел правитель. Всю жизнь я слушал не тех советчиков, любил не тех женщин, выбирал в друзья не тех людей. Но я тебя ждал. Надеялся, что ты приедешь проститься.
Эдгард Пятый протянул руку и дёрнул за висящий шнурок. Фляжка из его руки перекочевала под подушку. Посмотрев на так и стоявшего у окна Тьера, король, видимо, вспомнил, что тот ему опять не ответил, но лишь махнул рукой, обернувшись к открывающейся двери.
Стройный юноша, одетый в форму королевского слуги, склонился в поклоне, едва вошёл в дверь.
- Принеси-ка мне, Павлуша, настоечку заморскую, что я для особых случаев берёг, - глядя на слугу, сказал король. И Павлуша, на вид смышлёный, хоть и не красавец, повторно откланялся и удалился.
- Никому нельзя доверять, никому, - повернулся король к Тьеру и кивнул, подзывая племянника. - Много я совершил в жизни ошибок, сынок. Знаю, что и ты меня не простил, что досталась тебе такая судьба. Но перед матерью твоей нет мне прощения.
Он схватил подошедшего Тьера за руку, похлопал по ней второй ладошкой, и отпустил.
- Но кое-что полезное я всё же хочу перед смертью сделать, - в этот раз он достал из рукава мятый платок, сам промокнул покрытый испариной лоб, и с помощью Тьера уселся повыше в подушках, словно собирался принимать пищу.
Но вернувшийся слуга принёс не ужин, а к удивлению Айны, письменные принадлежности и большой тубус. Обычно в таких хранили карты, но юноша, по приказу короля, достал оттуда большую стеклянную бутылку и подал.
- Ну, это вы потом выпьете, за упокой моей души, - передал он бутылку Тьеру, и снова махнул слуге. - Павло!
- Зря ты не слушаешь моих..., - отставил Тьер «подарок».
- Помолчи-ка, - остановил его король рукой и улыбнулся. - А то ещё передумаю.
Из объёмного тубуса юноша (хотя вот сейчас, когда он стоял ближе, он казался Айне на вид лет двадцати) достал бумагу. И, судя по королевским печатям и гербовой бумаге, это был документ. Король развернул его на приставленном слугой столике, и царственно макнув перо в чернильницу, поставил свою подпись, даже не перечитывая.
Слуга услужливо прокатил по сырым чернилам специальным валиком, впитывая излишки. А король, ещё для верности дунув сверху, небрежно сунул бумагу Тьеру.
- И что это? - спросил де Риз.
- Отмена того приказа, что я когда-то подписал о незаконности твоих претензий на трон, - довольный собой, гордо вскинул подбородок король.
- Я вроде никогда их и не предъявлял, - зажав бумагу между двумя пальцами, отодвинул её от себя Тьер.
- Теперь имеешь полное право предъявить.
Король махнул рукой слуге. И пока тот убирал всё, что мешало королю снова лечь и взбивал подушки, Тьер всё же пробежался по документу глазами.
Айна следила как меняется лицо герцога. От скептического удивления до откровенной усмешки, а потом и до презрительной улыбки.
- Если будут предъявлены неопровержимые доказательства моего родства? - бросил он бумагу, и она плавно приземлилась прямо к ногам Айны. - И что же это?
- Цвет глаз, портретное сходство, - не обращая внимания на пренебрежение племянника, пояснил король. - Что угодно, в подлинности чего будет трудно усомниться.
- Усомниться можно в чём угодно, - Тьер умел сдерживать свои эмоции, и сейчас лицо его казалось невозмутимым, но Айна уже научилась скорее ощущать, чем видеть, что он чувствует. И он был зол. - Хочешь натравить на меня всех собак? Хочешь, чтобы я ввязался в эту войну?
- Ты и так в неё ввязан Тьер, - посмотрел на него король. И это далось ему трудно, чтобы увидеть племянника зрячим глазом, пришлось изрядно вывернуть шею. - С самого рождения. Нет, с самого зачатия. Так что, тебе не привыкать.
- И как давно у тебя припрятан этот документ? - Тьер мельком глянул на Айну, которая уже подняла бумагу и аккуратно скатывала в трубочку.
- Достаточно времени.
- И кто ещё про него знает?