Проклятый ректор

И тут же столкнулась с Дорном. Из всех людей в Лексе именно с ним! Это утро определенно претендовало на звание самого неудачного в моей жизни.

– О, Роук, и куда это мы так торопимся? – насмешливо спросил он, преграждая мне путь. Двое его друзей встали по краям, отсекая для меня возможность обойти его.

– Дай пройти, Дорн, – потребовала я. Страха во мне сейчас не было, только раздражение. Я даже попыталась его оттолкнуть, но он был немного выше и заметно мощнее, поэтому моя попытка не произвела на него впечатления.

– С чего же это? Нет уж, расскажи нам, где была, чем занималась? Я смотрю, ты еще не успела переодеться? Где ж ты ночевала? Кого ублажала на этот раз? Кажется, не Прайма. Так кто же наш новый счастливчик? Ты у него туфли забыла?

И все трое мерзко расхохотались, а меня буквально затрясло от злости. Очень хотелось проклясть их, но внутренний голос напоминал мне, что это плохо кончится, прежде всего, для меня. Оставалось только огрызаться:

– Не твое дело, Дорн. Дай пройти!

– Что же ты, Роук, так неласкова? – он подошел ближе, пытаясь обхватить меня руками. – Недостаточно хорош для тебя? Привередливые нынче пошли фермерши, все аристократов им подавай!

Слабый ударный импульс все же сорвался с кончиков моих пальцев и ударил по нему, отбросив назад. Дорн не удержался на ногах и повалился на каменный пол. К счастью, головой он не ударился.

– Ну все, дрянь, теперь тебе конец! – выкрикнул он, поднимаясь. – Боевое заклятие против студента – это стопроцентное отчисление!

– Провались ты к демонам!

На этот раз мне удалось оттолкнуть его с пути и побежать дальше по коридору к двери наших с Реджиной апартаментов. Дорн еще что-то кричал мне вслед, но я не слышала: в ушах пульсировала кровь.

Я толкнула нашу дверь, быстро захлопнула ее за собой и прижалась лбом к гладкой прохладной поверхности, пытаясь отдышаться. Только теперь слова Дорна достигли сознания. Не грязные намеки, а угрозы отчисления. Я знала, что он не блефовал: такие же правила действовали и в Орте. Исключение составляли только случаи нападения. Я не была уверена, что поведение Дорна и приятелей будет расценено как нападение: ведь они ничего такого не успели сделать, только не давали мне пройти. Едва ли я даже смогу это доказать.

Я сдавленно застонала и повернулась, чтобы идти к себе в спальню, но тут же нос к носу столкнулась с Реджиной. С очень злой Реджиной, которая, не говоря ни слова, залепила мне пощечину. Я ее настолько не ожидала, что даже не успела ни закрыться, ни уклониться.

– Значит так, фермерша, еще раз объясняю: не смей трогать мое! Алек Прайм – мой. Еще раз тебя рядом с ним увижу, и тебе будет очень плохо, это я тебе гарантирую.

Наверное, ее слова и действия стали последней каплей этим сумасшедшим утром, потому что против обыкновения я не смолчала.

– Твой? А Алек Прайм в курсе, что он твоя собственность? Да ему наплевать на тебя. Противно смотреть, как ты стелешься перед ним, а ему приходится быть вежливым. Если ты прицепилась к его штанине и волочишься за ним при каждом шаге – это еще не значит, что он твой. Где твоя гордость, Реджина? Ты же вроде вся из себя аристократка? Или вас не учат этому дома? Постарайся осознать печальный факт: в том, что Алеку ты неинтересна, нет моей вины. Так что встань к зеркалу и поищи причины в себе.

Ее лицо перекосило от злости, даже губы задрожали и глаза заблестели. Она снова занесла руку, собираясь ударить меня еще раз, но второй раз подряд я этого уже не позволила: перехватила ее за запястье.

– Еще раз тронешь меня, и я тебе покажу, на что способны выведенные из себя фермерши, – тихо пообещала я.

Честно говоря, я понятия не имела, чем именно угрожаю: меня из себя еще никогда не выводили и на что способна, я не знала, но выглядела, наверное, очень убедительно, потому что Реджина побледнела и отступила назад. А я наконец добралась до спасительной спальни. Здесь мне уже никто ничего не мог сделать.

Я хотела сразу переодеться, но меня так трясло, что я с трудом добралась до кровати и легла поперек, свернувшись клубочком, прямо в бальном платье. Мысли в голове смешались, кровь по-прежнему пульсировала в висках, руки дрожали, в груди полыхал огонь и дышала я сейчас не намного лучше, чем ректор Фарлаг во время приступа. Только рядом не было никого, кто мог бы смешать мне успокоительное экспресс-снадобье. Или хотя бы налить чашку чая с мятой.

Не знаю, сколько я пролежала так, зло кусая губы и сминая пальцами покрывало. Мои желания метались из стороны в сторону. Я то хотела немедленно собрать вещи и сама покинуть Лекс, чтобы никогда сюда не возвращаться, то решала, что нужно собраться и пойти напрямую к профессору Блэку, чтобы показать ему портрет и спросить, действительно ли на нем его дочь.

Постепенно дрожь унялась, дыхание выровнялось. Еще какое-то время я просто лежала, чувствуя пустоту внутри, ставшую такой привычной после смерти мамы. За окном солнце то выглядывало, то скрывалось, часы на стене тикали, а я все лежала и лежала, совершенно не чувствуя ни сил, ни желания встать и куда-то пойти.