Проклятый род

— Надо быть, господа настоящие. Только гости, кажись, впервой.

— Пущай съезжаются. Со вчерашнего заявлено. Мне из участка предписание. Все, стало, по закону. Потому коли более десятка…

И полицейский чин, отойдя от дворника устремился опять к извозчикам, кругля глаза.

А в квартире гости бродили по кабинету, по столовой, скучали. Шумно радовались, когда новоприбывший оказывался многим знаком. Наиболее одинокие ушли в залу. Ряды буковых стульев. Кое-кто сел там; вынули из карманов вечернюю газету. Двое в очках смотрели на приколотый к кафедре лист бумаги. Тезисы доклада. Прошлое, настоящее и будущее символизма.

— А кто такой докладчик?

— Как кто? Профессор петербургский.

— Ну? Я думал, однофамилец.

— А вы мне, батенька, скажите, кто такой хозяин.

— То есть вы желаете знать, чья это квартира? Право, не поинтересовался. Я из литературки сюда. Скучно там сегодня до судорог. Вспомнил: повестка в бумажнике. И поехал.

Третий подошел.

— А я, господа, думал: просто залу снял профессор.

В столовой тоже.

— И чего не начинают! Давно пора.

— Поторопите. Спросите хозяина. Вы, кажется, Илья Ильич, с ним хорошо знакомы…

— Какое! Впервые вижу.

— А кто такой? Петербургский?

— Тише, господа.

— Да нет его здесь. В кабинете, с профессором.

— Нет его в кабинете. Я оттуда. А кто он — я знаю. Актер. В Петербурге встречались. Из маленьких был…

— Это Влас-то Васильич актер? Издатель, а не актер.

— Я же вам говорю: встречались…

— Господа! Почему Влас Васильич? Не Васильич, а Сергеич.

— Ш-ш! Хозяйка…

— Да что вы, право! Вы о ком говорите? Та вон барышня в бархатном платье…

— Ну да. В вышивке каменья…

— Которая сейчас к офицеру…

— Ну да. Хозяйка же она здесь. Меня со многими познакомила. И чай вот посадила пить.

— Да это Ирина Макаровна. Или не знаете?

— Слышал, слышал про Ирину. Познакомьте. Фу ты… запутался. Она же сама со мной поздоровалась при входе…

— Ирина Макаровна! Пожалуйте к нам. Здесь недоразумение.

— Тише, господа. Не могу. Сейчас доклад… Миша! Михаил… Гаврилыч… Звонок!

Потянулись в залу.

Вокруг нескольких важных пожилых дам посуетилась Ирочка, в первый ряд усаживая. Вышел докладчик. Откашлялся. Незаметно выскользнула из залы Ирочка.

— Это что же такое! — шумела она за тремя притворенными дверьми, в маленькой комнатке за кабинетов. — Если бы я не приехала, что тут было бы! В уме вы, Влас? Поставил в столовой дюжину стаканов с чаем, фунт сухарей и забился в спальной. Если уж он такой несуразный, ты-то чего, Лида!

— Я же говорила, что едва ли способна… Роль не по мне… У вас в Мертвом за кухарку могла… Привыкла даже… А это… Да мне и шлейф мешает… Но разве так уж плохо?

— А хуже можно? Хуже можно, я вас спрашиваю? О, несуразные люди. Вам в пещерах бомбы клеить, а притвориться, обмануть… Да вас малый ребенок проведет… Я в одиннадцатом приехала, а ведь у вас здесь чуть не с восьми толкутся. Как мухи сонные. Ни перезнакомить, ни занять, да это… Знаете ли вы, что двое уж уехало? А? Знаете ли, что за хозяйку меня здесь принимали, меня! Организатор… Чтоб вам…

— Ирочка, он офицера того перепугался…

— Офицера испугался! Сколько вам лет, Влас?

— Я с ним имел пренеприятные встречи.

— А кто повестки рассылал? Не вы?

— Он из редакции «Вестника» вместо того, как его? Семенова что ли… Кто мог знать?

— Революционер должен все знать. И, потом, сами же вы хвастались, что вас теперь отец родной не узнает. Ну, подтянитесь-ка. Минут через десять перерыв. Я просила, чтоб два перерыва. Обещал. Пусть покалякают, поругаются. А в прениях, Влас, вы примете участие. Даже начнете. Так и знайте.

— Да я…

— Без разговоров. Незачем тогда было огород городить. Шугани его как следует, Лида. Благо ты его супругой числишься. Даже за вихры оттаскать можешь… не при гостях конечно… Да, забыла. Ужин-то у тебя есть?

— Вот он ездил.

— На этот счет не беспокойтесь, Ирина Макаровна. Чуть не на сотню рублей.

— Вино?

— И вино, и все.

— Ну то-то. А теперь марш в залу. Слушайте внимательно, Влас. И записывайте. Придирайтесь. А то какой же вы оппонент…

— Да я едва ли…

— Что! Фу, какой сюртук! Ты-то чего смотрела, Лида. Да хозяин может и не в сюртуке… Да, начало плоховато. Ой, плоховато.

В первом перерыве общество не оживилось. На группы не разбивались, бродили, друг другу мещая. Чаще других слов слышалось:

— Pardon.

— Ах, извините пожалуйста!

Под гипнотизирующими взорами Ирочки Влас решился заговорить с бородатым студентом. Лида, бледная, таща за собою запыленный шлейф, угощала печеньем. Найдя Мишу, Ирочка:

— Звонок! Звонок! Да шепни ты ему, что не надо второго перерыва. Прениями легче расшевелим.

Когда докладчик кончил, все вежливо похлопали ладонями. В первом ряду сидя между хозяевами дома, Ирочка ущипнула Власа в локоть. Влас поднялся и хриплым голосом проговорил:

— Господа… и mesdames. Не хочет ли кто-нибудь высказаться по поводу…

Сзади, в проходе появился околоточный и изящно, как ему казалось, растягивая слова, пробаритонил:

— Га-аспада! Прений допустить не могу.

Влас сел на свое кресло. И рта не закрыл. Ирочка ущипнула его, потом Лиду. Молчали. Тогда, обернувшись к околоточному, проговорила, играя веером: