Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди

«Да, такой все может», – опять подумал Петр Иванович. Встав из-за стола, он подошел к Адамовичу.

– Вот что, полковник, – Чуб с Новосильцевым уже поведали ему о высоком чине пленника, – утомился я изрядно, звать палача да ломать тебя на дыбе ни малейшего желания нет. Либо на вопросы мои честно отвечаешь, как на исповеди, либо прикажу привязать за ноги меж коней и из одного ясновельможного пана двух сделаю.

Охваченный животным страхом, лях залепетал чтото на родном языке, но, получив от Княжича затрещину, внятно по-русски произнес:

– Спрашивайте, князь.

Шуйский с легким изумлением взглянул на Ваньку. Бить полковника он не приказывал, но вмешательство хорунжего, похоже, оказалось очень кстати, и продолжил дознание.

– Почему король ваш медлит, давать сражение не торопится?

После недолгого раздумья Адамович довольно убедительно ответил:

– Все лазутчики доносят, что силу царь Иван собрал несметную. Вот и пребывает повелитель наш в раздумии – далее на Москву идти иль, пока не поздно, обратно в Польшу воротиться. Ранее-то ваша рать столь огромной никогда не бывала. Даже, вон, казаки с Дону, – кивнул полковник на Ивана, – встали под знамена Грозного-царя.

Пока шляхтич вел свои хитрые речи, смысл которых, в общем-то, сводился к одному – католики напуганы невиданной доселе мощью московского воинства и со дня на день сами покинут пределы русской земли, хорунжий стоял молча, потупив взор. Как только лях умолк, Петр Иванович недоверчиво покачал головой и обратился к нему:

– Ну а ты что скажешь? Правду пленник говорит аль нет?

Ванька поднял голову и, еле сдерживая душевное волнение, рассудительно заговорил:

– Правда, князь, еще не истина. Войско у Батория действительно много меньше нашего и пушек маловато, в этом пан полковник не обманывает.

– В чем же истина? – насмешливо поинтересовался Шуйский.

– А истина в том, – звонким от нахлынувшей обиды голосом ответил Княжич, – что рать шляхетская сплошь из рыцарей состоит, со всего света набранных. Кого в ней только нет. Помимо ляхов да литвинов с малороссами, еще мадьяры и немчины всех мастей служат королю. Народец боевой, огни и воды прошедший, сразу видно – кровь людскую лить с юных лет приучены. Пеших мало, все больше конные. Однако и пехота, какая есть, не ровня нашим мужикам, не ножами с топорами, как они, вооружена, а мушкетами и пиками. Но главная сила у поляков – это конница, особенно гусары. Каждый воин в сталь закован, да еще и окрылен.

Заметив изумление в глазах Емельяна и некоторых других воевод, хорунжий пояснил:

– Они себе на спину крылья железные вешают. Проку от них, конечно, никакого, одна обуза в бою, но вид придают довольно устрашающий. Словно ангелы с небес на помощь королю шляхетскому сошли.

Помрачневший ликом Шуйский нетерпеливо вопросил:

– Про пушки лях не лжет? Сколько их у католиков?

Петр Иванович без Ивана был наслышан о великой доблести тяжелой польской конницы, но, в случае сражения, надеялся остановить ее пушечным боем.

Иван пожал плечами и, сам того не ведая, продолжил повергать в тоску князя-воеводу.

– Пушки у поляков мелкие, а числом и впрямь не более двух десятков наберется, – ответил он, но тут же рассудительно добавил: – Хотя это не так уж мало. А что мелкие, так ими не стены крепостные крушить. В чистом поле конницу косить и такие сгодятся.

В княжеской обители повисло напряженное молчание. Никто из присутствующих не решался встрять в беседу всесильного вождя и лихого лазутчика. Шуйский же тем временем с превеликим удивлением смотрел на Ваньку, наконец-то он увидел в нем не только отважного бойца, но и умного, расчетливого предводителя. Петр Иванович лишь теперь осознал, что советы этого разодетого как шляхтич молодца для него куда полезней, чем витиеватые речи всех «двенадцати апостолов» вместе взятых. Нарушая затянувшееся молчание, он с сомнением в голосе спросил:

– Отчего ж католики, коль так сильны, сами на нас не нападают?

Сердито глянув на Адамовича, Иван уверенно ответил:

– Хитрит король, в засаду нас заманивает, а полковник сей ему пособничает. Надеются, что мы не выдержим столь долгого противостояния и сами за реку пойдем. Там они легко с нами справятся. Берег вражеский крутой, пушки ляхов не достанут, значит, наши пушкари отбить их натиск не смогут, ну а с этими, – Ванька указал перстом на окна, за которыми слышались приглушенные голоса воинов дворянского ополчения, – рыцари, как волки с баранами, разделаются. Ты уж, князь, на правду-то не гневайся.

Шуйский аж побагровел от злости, но сдержался, вкрадчиво промолвив:

– А с вами, казаками?

Княжич стойко выдержал его недобрый взгляд и с сожалением ответил:

– Одним полком, пусть даже и казачьим, не одолеешь всего вражеского воинства.

Мстя Ивану за его дерзкую откровенность, Петр Иванович с издевкою изрек:

– Что-то я тебя не пойму. В одиночку в польский стан пойти отважился, а всей ратью нашей многотысячной навалиться на католиков боишься?

Обернувшись к своим «апостолам», он уже совсем глумливо заявил:

– Видно, столько страху бедолага натерпелся, что его за эту речку теперь даже калачом не заманишь.