Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество

– Атаман, а еще в дубраве сей русалочки имеются иль ты всех переловил?

– Попробуй поищи, да смотри, на татарскую стрелу не нарвись. Опять какие-то ордынцы попытались нам дорогу перейти, – насмешливо ответил Ванька.

– После тебя найдешь, – вздохнул Андрюха и разочарованно изрек. – Там, где Княжич побывал, Луню делать нечего. Я уж лучше вместо бабы с татарвой развлекусь. Дозволь мне ордынцев преследовать.

– Догоняй, коль есть охота, только далеко не уходи.

Отрядив Луня с тремя десятками бойцов в погоню за татарами, отпускать живьем нечистых у казаков было как-то не принято, Иван обратился к сотнику:

– Игнат, там, на поляне, повозка перевернутая и возле нее застреленный шляхтич лежит. Вели возок поправить да отогнать в обоз, а литвина надобно похоронить. Воин воина должен уважать, – с печалью в голосе добавил он, невольно вспомнив о Гусицком, и почувствовал, как вздрогнула девица.

– С ней что будешь делать? – кивнул Игнат на нечаянную Ванькину находку. – Побалуешь да к родителям в Литву свезешь?

Княжич лишь растерянно пожал плечами, честно заявив:

– Пока не знаю, там видно будет, – после чего неспешно двинулся к опушке леса, где решил поставить полк на ночевку.

5

Дрогнуло и сладостно заныло сердце молодого есаула, когда почуял на своей груди тепло и нежность тела спасенной им шляхтянки.

«Славная деваха, а какая отчаянная. Руки на себя решила наложить, чтоб поганым на потеху не достаться. Не каждая бабенка способна на такое. Может, мне любовь с ней закрутить. Хотя, наверное, не до любви сейчас полячке. Шляхтич-то застреленный наверняка родней ей доводился», – подумал Княжич, жадно вдыхая чудный запах необычных, серебристо-пепельных волос отважной воительницы. Ивану очень хотелось глянуть женщине в лицо, рассмотреть которое он толком не успел, но какая-то доселе неведомая робость мешала сделать это. Словно угадав желание спасителя, шляхтянка обернулась и, откинув тонкой, длиннопалой рукой волнистые пряди, явила ему свой прекрасный лик. При виде огромных, наполненных тоскою и решимостью темно-синих глаз, Ванька ощутил под сердцем холодок, а его готовый сболтнуть шутливое словцо язык аж занемел.

Стыдливо прикрывая разорванную рубашку, красавица горько усмехнулась ярко-алыми припухлыми губами, а затем спросила по-русски, но слегка растягивая слова:

– Ты кто?

– Я казак, вернее, есаул казачий, Ванька Княжич.

При слове «казак» девица снова вздрогнула, видать, ей доводилось слышать о лихих разбойниках. Желая успокоить несчастную, Княжич насмешливо заверил:

– Не боись, не обидим, мы, чай, не нехристи, мы воины православные.

Зардевшись от смущения, шляхтянка отвернулась и даже сгорбилась, чтоб хоть как-то скрыть свои так и норовящие вывалиться из разорванной рубашки прелести, а Ванька призадумался над данным ей обещанием. «Легко сказать – не обидим. Одна бабенка на целый полк да еще такая раскрасавица. Увидят наши эдакую диву – враз осатанеют. Вон, Луня да Доброго как раззадорила. Андрюха-то известный бабник, но Игнат, чертила старый, тоже туда же – что с ней делать будешь? С кашей съем, – ревниво подумал он. – Ну, положим, пока она при мне, к ней и подойти никто не посмеет, однако не могу же я ее все время на коленях у себя держать. А спать и все такое прочее, где девица будет? Получается, как ни крути, надо будет князя Дмитрия просить, чтоб приютил в своем шатре шляхтянку».

Приняв такое решение, – Княжич тут же вспомнил о предстоящей в скором времени разлуке с Новосильцевым. Через несколько дней пути их разойдутся. Он с казаками пойдет на Дон, затем в Турцию, а князь со своими дворянами, которых Шуйский всучил ему обратно, отправится в Москву.

При мысли, что красавицу придется уступить кому б то ни было, пусть даже Дмитрию Михайловичу, Ваньке сделалось не по себе. Ему неудержимо захотелось сейчас же овладеть отчаянной воительницей, сделать ее своей женой да увезти в станицу, а там – будь, как будет. Может, с белокурой синеглазкой все сложится иначе, чем с черноокой смуглянкой Надией.

Возможно, тем бы дело и закончилось, но, почуяв охватившее ее спасителя любовное желание, красавица оглянулась. Уставившись на Княжича полными слез глазамиозерами, она жалобно пролепетала:

– Ты же обещал.

Эти слова и взгляд обрушились потоком ледяной воды на разгоряченную Ванькину голову. Его руки, уже было сжавшие шляхтянку в объятиях, безвольно повисли.

– Да чем я лучше того татарина, – ужаснулся он, одновременно вспомнив и волосатого мурзу из своего короткого, безрадостного детства и только что убитого шляхтянкой верзилу ордынца. Более не говоря ни слова, они выехали из дубравы. Вдали уже был виден весь казачий полк, и Иван остановился в ожидании собратьев.

Однако синеглазая снова изумила Ваньку. Ловко перекинув через спину Лебедя свои на редкость стройные ножки, она уселась напротив Княжича лицом к лицу, вытерла ладошкой слезы и необычайно красивым грудным голосом все так же по-детски растягивая слова, сказала: