Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество

– Я не девка, я бабенка вдовая с душою искалеченной. Зачем тебе такая? Ты хорошую жену себе найдешь.

Ванька попытался возразить, но Еленка приложила тонкий пальчик к его губам, строго заявив при этом:

– Не спорь со мной. Не зря ж меня в Варшаве за колдунью почитали. Я всю жизнь твою, как на ладони вижу. Много будет в ней печалей да радостей, многих женщин на пути своем встретишь, а любить одну меня лишь будешь. И коль не даст господь соединиться нам в этом мире, в том, ином, я непременно женой твоею стану.

– Да что с тобой, о чем-нибудь недобром вспомнила? – догадавшись о причине странных речей любимой, спросил Иван.

– Нет, нет, все хорошо, жаль вот только, лилий в озере нету, – ответила Еленка и, смущенно улыбаясь, добавила: – Не сердись, не место миловаться здесь, совсем от холода околеем. Одевайся да бежим в повозку нашу, там тебя я быстро отогрею.

Порывисто вскочив, литвинка мигом облачилась в свое мужское одеяние. Взявшись за руки, как дети, они пошли на свет сторожевых костров. Впрочем, двадцатилетний атаман Хоперского полка и восемнадцатилетняя вдовая княгиня чистотою душ и были еще дети.

16

По возвращению в казачий стан их ожидал щедрый подарок Новосильцева. Подойдя к шатру, Елена с Княжичам не заметили привычной суеты охранников и слуг. Лишь один начальник стражи тосковал у порога княжеской обители, время от времени поглядывая в сторону обоза, откуда доносились лихие песни станичников. При появлении княгини с есаулом он радостно изрек:

– Слава богу, пришли, а я уж думал, не бывать мне на гулянке.

– О какой гулянке речь, кто дозволил, – строго вопросил Иван.

– Князь, конечно, кто ж еще такое может. Совсем Дмитрий Михайлович с пути истинного сбился. Раньше в рот хмельного не брал, а как свел с вами дружбу, так не хуже любого казака хлебать винище обучился, – отвечал служивый, сгорая от нетерпения присоединиться к пирующим, и тут же пояснил: – Не успели вы уйти, князь хорунжего позвал да говорит: «У меня в обозе бочка вина прокисает. Сзывай, Митяй, братов, прощаться будем, завтра ж наши пути расходятся». Ну, того, понятно дело, долго уговаривать не надо, одно слово – Разгуляй. Тут же и отправились гулять и наших всех с собой забрали. Я же сдуру возьми да скажи, мол, негоже без присмотра шатер оставлять, мало ль, что случиться может. А хорунжий говорит: «Вот ты за караульщика и останешься. Жди, покуда атаман с княгиней с озера вернутся, а как вернутся, за нами поспешай. Пускай княгиню в эту ночь Княжич охраняет. Все одно он около нее других охранников не потерпит».

– Верно говорит, – сердито оборвал его Иван. – Скройся с глаз и до утра не появляйся.

Когда служивый наконец-то удалился, Елена промолвила с укором:

– Зачем ты так? Он теперь про нас невесть что подумает да еще присочинит с три короба.

– А тебя это заботит? – улыбнулся есаул.

– Да нет, – ответила красавица и, шаловливо подмигнув, направилась в шатер. Ванька было шагнул за нею вслед, но Еленка не дозволила.

– Подожди немного, я тебя позову.

Ждать Княжичу пришлось не мене получаса. Он уже стал не на шутку беспокоиться, когда певучий голос красавицы позвал:

– Входи.

Переступив порог ярко освещенного свечами жилища князя, которое тот щедро даровал влюбленным для их прощального свидания, есаул аж обомлел. Он впервые увидал Елену в женском платье.

В любом наряде хороша была белокурая литвинка, а без одежд, в обличии Евы, особенно прекрасна. И не радужный блеск рассыпанных по белому шелку самоцветов поверг Ивана в тоскливое смятение. Княжич просто наконец-то понял – никакая Еленка не воительница, а вся ее отчаянная смелость – лишь дань превратностям судьбы. Пред ним стояла настоящая княгиня – тонкая, хрупкая, нежная, созданная для совсем иной, никак уж не казачьей жизни. Для той жизни, что размеренно течет где-то далеко, в раззолоченных княжеских, или даже царских палатах, о которой он слыхал когда-то в детстве от мамы, и которой никогда не увидит воочию.

Да, сейчас княгиня, похоже, безумно влюблена и готова пойти за ним хоть в бревенчатую избу, хоть в землянку, но память о белом платье останется при ней навсегда. А любовь бабеночка капризная, со временем может поугаснуть, что тогда? Опять как с Надией? Только в этот раз все будет куда более печальнее. И не красавицы литвинки в том вина. Все женки: и шляхтянки, и татарки, и русские – падки на дорогие наряды, хотят иметь хороший дом, детей, такими уж господь их создал. Виноватым Княжич чувствовал себя за то, что не способен дать любимой всего этого. Впрочем, почему же не способен?

Не зря покойный полковник Озорчук звал свою дочку умницей-красавицей. Чутьем да разумом бог Елену и вправду не обидел. Узрев в искристых Ванькиных глазах тоскливую печаль, она сразу поняла, что перестаралась, явившись перед ним во всем своем былом великолепии. Однако в ней сейчас жила не дочь отважного полковника, а покорительница рыцарских сердец, княгиня Волович. Наполнив кубок вином, Еленка подала его Ивану, властно приказав:

– Пей!