Заогнилось, будто зазвенело там. И спеша, и колеблясь, всплыл красный край солнца. И затихли порывы ветра. И голоса птиц стали покойнее и тише. Светло улыбаясь, глядел Виктор на красный лик. Быстро-быстро всплыл алый шар, чуть сплющившись поначалу и колебля свои границы алчным кипением.
И пока еще низко было солнце, пока можно было глядеть глазами в,его лик, сказал Виктор:
- Здравствуй.
И побежал по ступеням башни, вьющимся вкруг столба. В конюшне рыжего жеребца седлая, - а тот ржал и бил передней правой ногой - Виктор заспанному конюху:
- Не надо. Сам я. А ты в дом сбегай. Гетры и шляпу мне.
Когда со двора выезжал, взглянул на солнце. Но уже слепило. Ударил рыжего хлыстом. И на вздыбившемся пронесся мимо белых столбов.
За селом меж жнивьями конь пошел шагом. С губ сбрасывая пену, гордо тряс толовой, не чуял поводьев. Виктор глядел и в небо, туда, где кипели горячие лучи, и поля оглядывал. И хотелось ему улыбаться, улыбаться всегда.
Мельница высокая крыльями не шевелит. Вправо ивняк высокий клином в ржаное поле. Проселок влево, потом позади мельницы.
Там-то и встретились. Верхом на черном жеребце чуть рысцой наехал седой стройный, в черный доломан затянутый, а по доломану кушак ременный с серебряным набором. И узда, и седельная сбруя на черном коне тоже серебряным набором поблескивают. Друг на друга наехали. Жеребец Виктора стал. А тот, черный, покорный мундштуку, хрипя, в жнивье скакнул коротким галопом. И рядом стали. Хмурым взглядом оглядел седой господин Виктора и его коня. И сразу подобрел.
- Справный конек. И глаз хорош. Только копытца... Взгляните, прошу, на моего черного. Постаканистее будут. А? Таких копытцев поискать. А в верховом коне, смею думать, копыта да бабки первее всего. Иси, Черный!
Тогда заметил Виктор большого черного дога, лениво выбиравшегося из ивняка.
- Смею думать, осведомлены молодой человек о том, кто я такой есть. А вы, должен признаться, мне нравитесь. И изменяю свое о вас мнение. Помещик, совершающий прогулку верхом в такой час, - это все-таки помещик. Позвольте...
И оба одновременно приподняли шляпы. Виктора конь бил ногой, далеко бросая комья сухой земли, а черный старый красавец-жеребец седого помещика чуть согнул передние ноги и дрожал коленками.
- Арабская кровь, милостивый государь.
И седой помещик дважды ударил тяжелой рукой шею своего коня. Тот лениво мотнул красивой головой; но нижняя губа замоталась как тряпка.
- Если не ошибаюсь, вы...
Но седой помещик перебил. И в хриплом голосе его запело умиленье. Говорил, тряся плечом и дергая повод.
- Давно, давно очень соседи мы. И, может быть, ждал... да ждал визита вашего. Но случай. Я рад случаю, милостивый государь. Видя вас на прогулке в столь ранний час, который и мне доставляет много приятности, не могу не радоваться встрече.
Сидели в седлах. И отдыхали кони. Виктор любопытно вглядывался в желтое лицо с седыми не то усами, не то бакенами; длинные, широкие далеко за щеками торчали; а подбородок был брит. И увидел Виктор, что не в лицо ему смотрит седой помещик. Оглянул себя, увидел синий фрак. Вспомнил. Закусил губу. Повод натянул. На два шага отступил рыжий жеребец. Тогда два шага шагнул черный. И тряс головой и губа отвисала.
- Да, я рад, очень рад случаю... Помещик, смею думать, должен черпать нектар жизни из прошлого... да, из рек иссякающих. Что есть помещик, я вас спрашиваю? Вы не отвечаете - и не нужно. Видите там... Нет, там вон, там, столб стоит. То верстовой столб, каменный столб. Белый он был когда-то, белый и красивый. Смею заверить, что красивый был столб. Впрочем, отсюда его и не видно. Ну да это все равно. Так вот: столб. То же и мы, дворяне-помещики. Пока нужны были верстовые столбы, эк их разукрашивали; матушка Екатерина все каменные монументы ставила. Отошло время - столбы не занадобились. Но пусть стоят, дорогу указывают. Кому дорогу, говорите вы? Кому дорогу и какую дорогу? Настоящую дорогу, вот какую дорогу. Заглохла? Проездят, протопчут. А кому? Кому дорогу, вы спрашиваете? Кому? Всем, всем-с, кому Россия свята. Свята и мила. Да.
- Вы господин Аркадьев?..
- Аркадьевых много. Но Аркадьев один. Вы, молодой человек, смею думать, не вертопрах, не пустышка... хотя не могу умолчать о том, что вздорные слухи... Ну да между порядочными людьми...
И Аркадьев, поглаживая левой рукой свой доломан, влюбленным глазом старческим впивался в синь Викторова фрака.
- Попятьте вашу лошадь, господин Аркадьев.
И указал рукой, а рука была обтянута желтой перчаткой, на близящийся парный экипаж указал Виктор. Веселая утренняя пыль чуть вилась позади тарантаса.
Молчали. По-деревенски ждали.
Виктор увидел Дорочку. И она его увидела. Виктор подумал:
- Зачем? И она ли? Нет, не она... Да она же.
И приподнял шляпу.
А Дорофея заслезившимися глазами увидела, ужаснулась чего-то и не поверила встрече, и глаза закрыла. И на поклон ответила ли, нет ли.
И разминулись.
- Ах, к вам гости. Жаль. А я хотел было надеяться, милый сосед, что мы завершим нашу прогулку в моем дому. И фриштик[7] ждет.
- Да нет. Это не гостья. Не ко мне то есть... И я не домой.