Проклятый род (СИ)

  - Четыре патрона мы той твари оставили - убийце вложили в руки оружие! Уже сегодня она может одну душу сгубить, а когда её страшные запасы иссякнут, начнёт решать: кого больше любит - сына своего или дочку? А знаешь, сына-то она любит больше! До последнего будет парня тянуть, а когда малец всё же сдохнет, оружие наведёт на себя! Сыто вы видать у себя в крестианской деревне живёте, раз о таких делах даже не слышали! "Пост ради благого дела", говоришь!? Лучше бы мы той бабе одну пулю оставили, чтобы сразу её себе в башку закатала и никого больше не мучала! Застрелилась бы, как твоя...

   Серко ударил не задумываясь и не дал Владе произнести последнего слова. Пощёчина и испуганный вздох прервали её безумную речь. Влада свалилась с ног и крепко сжала землю в побелевших от напряжения пальцах; из её груди вырвались сдавленные всхлипы. Несмотря на страх, Вера потянулась к Одинокой Волчице. Девушка видела боль, которая разрывала безумное сердце. Однако, Навь совсем не рыдала. Закинув остриженную голову так, что затрещало в хребте, Влада хрипло и надсадно рассмеялась пепельно-серому небу. Жутким был этот смех. Навь вложила в него все свои чувства: и горе, и ярость, и тяжесть терзавшего душу проклятия.

  - Бесноватая ведьма, она одержима! - зачастил Михаил, помогая Вере подняться. Серко тоже схватил Владу под руки и привёл её в чувства. Смех тут же утих, девушка сосредоточила взгляд голубых глаз на родном человеке. Навья ярость медленно отступала, Зверь не успел выжечь душу охотницы без остатка.

  - Хорошо, что ты рядом, Серко. Всю игру бы я себе испоганила, - Влада с великой нежностью провела по щеке брата рукой.

  - Для тебя это игры? Когда же они наконец прекратятся? Ты ведь можешь с ума сойти, сгинуть от этого, остановись!

   Губы девушки перед ним тронула грустная и задумчивая ухмылка.

  - А я ведь верю, Серко... верю, что коли доведётся рискнуть, так и у самой судьбы можно выиграть. Будто у жизни есть какие-то правила...

  *************

   Старый скиталец достал коробок и ловко зажёг лампу с единственной спички. Топливо в керосинке мгновенно вспыхнуло и весёлый огонёк обдал жаром.

  - Вот ведь отрава, - опустил стекло на синеватое пламя старик. Комната убежища наполнилась тусклым светом и теперь маленькая гостья была лучше видна для уставших от бессонницы глаз. Девочка семи Зим отроду сидела на стуле возле выдвижной крышки стола. Уже очень много Навьих детей побывало в этой затерянной среди подземных переходов коморке. Здесь было значительно чище чем в остальных помещениях бункера. На свободных от копоти стенах висели иллюстрации взятые из старых книг, да и сами книги имелись в обилии. В убежище нашлась хорошая библиотека, которая стала для старика настоящим подарком. Правда пришлось "посражаться", чтобы спасти книги от уничтожения в кострах. Объяснить Старшей Волчице ценность печатного слова оказалось непросто.

   Слишком долго скиталец пытался изменить Навий род. Охотники научились говорить на общепринятом для оседлых наречии, и теперь только изредка переходили на подземный язык. Некоторые даже умели читать. Каждый ребёнок вместе с Навьим укладом постигал мир с другой стороны. Немного стихов, немного историй и добрых рассказов, и вот уже в глазах подземных детей загорался другой огонек - не вечная настороженность хищника, а искреннее любопытство и интерес к жизни, которая цвела до эпохи обледенения. Но более старшим охотникам уже не нравились эти "сказки" о прошлом. Все, кто прожил более двадцати пяти Зим смотрели на скитальцев с презрением. Они часто жаловались Матери племени, но та не разрешила трогать людей. Конечно же из-за Олега...

   Однако, в этот раз девочка пришла к учителю не сама. Весты старались не смотреть на ребёнка, когда заталкивали её в комнату. Стоило нечастной переступить за порог, как женщины поскорее ушли. Впрочем, скиталец и так догадался в чём дело.

   Он хорошо знал Олесю, ведь считал её лучшей и последней из своих учениц. Уже целый год они проходили письменность и даже начали осваивать математику. Ей нравилось смотреть на картинки и слагать свои первые строки. Тихая, скромная, безобидная... как же она изменилась сейчас.

   На стуле перед скитальцем сжался комочек великого горя. Волосы девочки растрепались из тёмной косы, а грубое платье совсем изорвалось. Олеся могла и сама справиться с этими бедами, ведь давно была обучена шитью и прочему рукоделию, однако, вся правая рука ребёнка оказалась перемотана грязными лоскутами. Со слезами в глазах, она тихо убаюкивала повреждённую ручку за локоть.

  - Ну ничего, ничего... - постарался успокоить скиталец. Он осторожно приподнял маленькую ученицу и посадил её к себе на колени. Словно испуганный зверёк она вздрагивала теперь даже от его прикосновений. Лишь увидев на столе знакомую книгу, Олеся слегка успокоилась.

  - "Стихи", - еле слышно прочитала она крупное название на обложке.

  - Верно. Стихи для детей - то есть для вас, - улыбнулся старик. Пока не пришла Девятитрава, нужно было хоть как-то отвлечь ученицу от боли. - Сможешь прочитать хоть одно?