Прокол (сборник)

Иначе было с мясом. Совсем одиноки в своей Кионе уже тысячи пор, о животных хоть и по истории зная, но не представляя, они не смогли принять мысль, что можно есть лохматую, вонючую и тупую тварь — либо огромную и страшную, либо мелкую и гадкую. На потешных зрелищах, где люди соревнуются, всякое вытворяют, — там да. Кионские храбрецы с искаженными лицами заставляли себя отведать земных чудовищ — и говяжий стейк, и тушеную баранью грудинку… Но и речи не могло быть о ширпотребе: общество никогда не сочтет такое достойным своего меню. Одно лишь все еще остается тайной для меня: кто же и как обнаружил, что выращенные в бидонах людские ткани, естественно, и рядом не стояли с живым продуктом.

Мы, атланты, оказались людьми, единственной возможной формой разумной жизни в параллельной вселенной. После короткой и острой дискуссии в кионском обществе, в ходе которой была заглушена горсточка популистов, навязывающих в качестве разумных и нильских, и двуреченских и других средиземноморских варваров, шимпанзе и горилл, употребление в пищу этих существ было узаконено. Нет, не лохматых, те были кионам настолько же неприемлемы, как рептилии, жабы и все остальное новопознанное разнообразие. Съедобная плоть скрывалась только лишь под голой, мягкой и теплой кожей, как у привычных кионам доноров. И только обретенная гуманным и экологичным путем.

В основном, конечно, земное мясо достается лишь достойным людям — оно очень дорого. Средний кион настоящим мясом плотной откормки египтихи или молочного шумеренка наслаждается, в лучшем случае, раз в пору. С другой стороны, крутой кионский парень гламурную леди никак не пригласит на культивированный в бидоне ужин: только на изысканную трапезу из даров земной природы.

* * *

Мерита не пошевелилась с нашей первой встречи.

Не пошевелена.

Она выглядит живой. Только красивее: фарфорово бледна под своей смуглой кожей. Я избегаю прикосновения к ней.

Мои пальцы скользят по гладкой, бархатной, теплой коже, я легонько пускаю их кончики в корни волнистых волос над высоким лбом, осторожно соскальзываю по прямому носу, выласкиваю широкие ноздри и высокие скулы и блуждаю все ниже и ниже по вожделенному стану… Но только в воображении, разумеется. На самом деле лакомая протоплазма в ее по-кионски идеально охлажденном теле держится на пороге замерзания — около минус полуградуса.

В течение этих лет я многократно посещал родину. Но краткосрочно. Мое общественное положение не позволяло там вступать в какие-либо контакты с атлантками. Кроме серьезных, официальных. Будь таковые. Но в моей жизненной ситуации таковых не найти. Прикосновение к атлантке вспоминаю скорее сном. Зато, откровенно говоря, не брезгал контактами здесь, на Кионе — где, наоборот, с моим общественным положением всякое найдешь. Кионок, естественно. Женщин, не самок вроде этой…

Мои руки мысленно скользят по Мерите. Она животное. Перед глазами встают кионки, которыми я годами тешил свое знатное одиночество. Их лица, их груди, их ребра и тощие бедра, хилая плоть…

Вдруг меня охватывает страх. Паника.

Мерита не животное!

А ну сгинь! Пока кто-нибудь не пришел.

Только…

Стараясь не чувствовать прохлады мертвой меритовой плоти, я беру ее лодыжку и отодвигаю в сторону. Нет, это не связано с похотью. Чистейшей воды любознательность. Любопытство…