Проконсул Кавказа (Генерал Ермолов)

Император Александр со свитой выезжал из леса, покрывавшего хребет Гейерсберга, когда вдали с левой стороны показался дым. Сначала его приняли за дым биваков, но вскоре удостоверились, что это стреляют орудия. Желая выяснить, в чем дело, Александр поворотил с дороги и остановился на возвышенности, откуда открывался вид на Теплицкую долину. По густому пороховому дыму и частым вспышкам огня он понял, что там кипит бой. В долине был один отряд Остермана, и надлежало сколь можно поспешнее подкрепить его. Но чем?

Вскоре показались сходившие с гор колонны австрийского корпуса Коллоредо. Император послал ему приглашение спешить на помощь русским к Теплицу, однако союзный генерал объявил, что, «имея повеление идти на Дукс, а не на Теплиц, он без особого приказания Шварценберга не может переменить направления своих колонн». Тогда Александр I разослал приказания всем русским корпусам: по мере выхода с гор следовать к Теплицу. Вскоре начали поступать донесения, что войска спешат туда по частям и в беспорядке от утомительных маршей.

Подошедшему прусскому корпусу Клейста, направлявшемуся к Теплицу, император Александр предложил изменить маршрут и свернуть на Ноллендорф, с тем чтобы атаковать Вандама с фланга и тыла.

Утром 18 августа русско-австрийские войска начали наступление на Вандама. Бой длился несколько часов. Вандам держался, ожидая подкрепления от Наполеона, и вскоре увидел в тылу своем пыль от подходивших войск. Радость его была недолгой: это был корпус Клейста. Только коннице генерала Карбино удалось прорваться сквозь порядки пруссаков. Удар ее был так стремителен, что на какое-то мгновение Клейст подумал, что сам попал в ловушку. Когда французские уланы промчались сквозь его ряды и за ними появился Дибич, Клейст, обняв его, в слезах воскликнул:

– Ах, любезный генерал, и вы тоже в плену!

Недоразумение рассеялось, пруссаки сомкнули ряды. Окруженные со всех сторон, французы сложили оружие. Трофеями были двенадцать тысяч пленных, четыре генерала и корпусной командир Вандам, восемьдесят четыре орудия и весь обоз.

Александр I щедро раздавал награды. Барклай-де-Толли, который вовсе не участвовал в деле, получил высший военный орден – Георгия 1-й степени. Генералы главной квартиры также получили награды.

Честь победы старались приписать себе многие. Даже Кроссар уверял, что причиной выигрыша была сделанная по его совету атака Раевского с гренадерами с левого фланга. Другим претендентом в герои явился голландец Диест, подполковник квартирмейстерской части. Он приехал в разгар сражения и, видя, что позиции необходимо удержать, поскакал назад к Барклаю и доложил ему о своем мнении, утверждая, что Ермолов должен непременно стоять под Кульмом до последнего человека. По уставу Георгиевского ордена, он давался и за благой совет; на этом основании назначили Диесту Св.Георгия 4-й степени. В сущности, за то только, что он советовал разбить неприятеля.

Пока штабные чины заботились о приписании себе чести победы, Ермолов оставался с войсками на поле сражения и мало беспокоился о том, что говорили. В рапорте графу Александру Ивановичу о битве под Кульмом он отнес весь успех мужеству войск и распоряжениям Остермана-Толстого. Однако Остерман, страдая от жестокой раны, написал весьма неразборчиво в ответ: «Довольно не могу возблагодарить Ваше превосходительство, находя лишь только, что Вы мало упомянули о генерале Ермолове, которому я всю истинную справедливость отдавать привычен…»

Свидетельствуя о заслугах своих сподвижников, Ермолов сообщал в донесении: «Не представляю особенно о подвигах отличившихся господ штаб– и обер-офицеров. Надобно б было представить списки всех вообще; не представляю и о нижних чинах: надобно б исчислить ряды храбрых полков, имевших счастие носить звание лейб-гвардии государя…»

Подвиги истинных героев были отмечены. Преображенский и Семеновский гвардейские полки и Морской экипаж получили Георгиевские знамена; Измайловский и Егерский – Георгиевские трубы. Александр Иванович Остерман-Толстой был удостоен ордена Св.Георгия 2-й степени. Когда флигель-адъютант Голицын привез ему награду, мужественный генерал принял ее со словами:

– Этот орден должен бы принадлежать не мне, а Ермолову, который принимал важное участие в битве и окончил ее с такою славою…

Прямо на месте битвы Александр I надел на Ермолова орден Св.Александра Невского, а Константин Павлович при этом произнес:

– Ермолов укрепил за собою гвардию.

Прослышав, что при отступлении к Кульму повозка Ермолова пропала, и зная его скудное состояние, великий князь предложил ему свой новый, шитый золотом генеральский мундир.

– Алексей Петрович, я тебя хорошо знаю, – говорил Константин Павлович. – Ты не станешь просить вспомоществования, хотя имеешь на то полное право. Тем более что многие лица, ничего не потерявшие, выхлопотали себе денежное вознаграждение. Я теперь без денег и не могу предложить тебе их. Но возьми в знак дружбы мой мундир…