Проконсул Кавказа (Генерал Ермолов)

Теперь надо было развить успех, тем более что на левом крыле союзников показались наконец колонны принца Вюртембергского. Ермолов во главе гвардейской пехоты пошел большой дорогою через Пантен, в то время как Милорадович повел гренадер еще левее – через Турель на Мениль-Монтан.

Яростным было последнее сопротивление французов. С высот Бельвиля поднялась страшная стрельба, несшая с собой смерть и разрушение. Гранаты беспрестанно разрывались вокруг; один осколок просвистел мимо ушей Ермолова. Заметя, что семеновцы нагибаются после каждого пушечного выстрела, он громко крикнул:

– Стыдно, ребята, кланяться французу! Ведь вы ядра реже видите, чем сухари!

Громкое «ура!» было ему ответом. Обгоняя своего командира, гвардейцы кинулись на гору. Неподалеку русская батарея беспрестанно посылала ядра, поражая французских канониров.

– Ваше превосходительство! Алексей Петрович! – услышал Ермолов знакомый голос и, обернувшись, увидел совершенно седого подполковника в обожженном артиллерийском мундире.

– Степан Харитонович! – воскликнул генерал, спрыгивая с лошади и обнимая Горского.

– Не верю, батюшка Алексей Петрович, что протопали мы с тобой от Москвы до Парижа!.. – плакал и смеялся Горский. – А ведь сегодня второй день третьей недели Великого поста… В церквах наших читают книгу пророка Исайи… «Ты превратил город в груду камней, твердую крепость – в развалины… Чертогов иноплеменников уже не стало в городе… Вовек не будет он восстановлен… Как зной в месте безводном, ты укротил буйство врагов… Как зной тенью облака, подавлено ликование притеснителей…»

Удары пушек заглушали слова, сотрясая землю. Ермолов только выпустил Горского из своих крепких объятий, как заяц с прижатыми от ужаса ушами шмыгнул мимо батареи в кусты.

– Ну, ваше превосходительство, не быть добру! – прокричал огромный канонир с закопченным лицом, в то время как другие усачи стали атукать.

– Для тех будет беда, кто верит этому! – перекрикивая выстрелы, отвечал Ермолов, но старый солдат только покачал головой и взялся за банник, чтобы очистить ствол от нагара.

Батарейцы работали безостановочно, забрасывая ядрами и гранатами вершину Бельвиля. После каждого удачного залпа Горский приказывал подать орудия вперед, вслед за гвардейской пехотой. Уже близок был гребень горы, уже показались за ним в туманной долине крыши зданий. Ермолов приметил большой позолоченный купол Инвалидного дома и две гигантские колокольни собора Божьей Матери – Нотр-Дам. «Наша Москва, – подумалось ему, – столь же огромная, до пожара была красивее Парижа. Потому что в ней не один, а множество позлащенных куполов и соборных глав, а сверх того – башни Кремля…»

Вдруг из-за гребня горы выехал в синем мундире французский полковник и, размахивая белым платком, поскакал прямо на батарею. Не велев стрелять, Ермолов направился ему навстречу.

– Что вам угодно? – спросил он.

– Где ваш государь или князь Шварценберг? – вопросом на вопрос ответил полковник. – Остановите огонь! Мы сдаемся!..

Не знавшие чужого языка батарейцы тотчас поняли смысл сказанного, и громкое «ура!» огласило восточное предместье Парижа.

Француз поскакал далее, в тыл русских.

– Конец войне, товарищи! – воскликнул Горский, высоко вскидывая руки. Он как бы подал тем сигнал неприятельской батарее, ответившей новым залпом. Осколок ядра попал Горскому в бок, старик еще постоял на ногах, словно удивляясь случившемуся, а потом повалился рядом с пушкой. Когда Ермолов приподнял его и положил на разостланную шинель, все тело Горского била дрожь, а из уст раздавался страшный стон.

– Проклятие! – вскричал Ермолов.

Он подбежал к орудию и пустил навесно ядро на город.

– Стойте! Не стрелять! – послышалось от группы штабных офицеров, впереди которых ехал с белым флагом флигель-адъютант императора полковник Орлов. – Французы капитулировали!

Но Ермолов даже не обернулся.

– Алексей Петрович? – в крайнем удивлении остановился возле него Орлов. – Государь разыскивает вас! Он желает поздравить ваше превосходительство с блестящим успехом союзной гвардии…

Александр I встретил Ермолова самой обворожительной из своих улыбок.

– Скажи мне, Алексей Петрович, не потерял ли ты, часом, чего-нибудь у Бельвильской высоты? Что? Кажется, я нашел принадлежащую тебе вешь…

– Вы ошибаетесь, ваше величество, – еще находясь во власти горестной утраты, глухо отвечал Ермолов. – То, что я потерял на Бельвиле, уже не вернешь.

– А вот и нет, а вот и нет, – поняв ермоловский ответ по-своему, возразил император. – Я сам нашел то, что принадлежит тебе!

Он, не оглядываясь, протянул назад пухлую руку, и Орлов под завистливыми взглядами свиты тотчас же вложил в нее небольшой конверт.

– Возьми же, Алексей Петрович, – повторил Александр. – Это твое!

Ермолов отрешенно развернул бумагу и увидел знаки Св.Георгия 2-й степени. Вокруг зашептали, зашушукали генералы и свитские лица. Только Аракчеев наклонил голову, чтобы спрятать недовольство: не слишком ли приближает к себе государь этого выскочку?!