Проконсул Кавказа (Генерал Ермолов)

Первый тост был поднят за ее величество государыню-императрицу, «милости которой равномерно простираются на всех ее подданных». Ермолов слышал, что Екатерина II оказывала такое благоволение графу Валериану Александровичу, что даже фаворит одно время видел в брате опасного конкурента. Увлечение младшего Зубова прекрасной графиней Потоцкой положило конец их соперничеству. С тех пор между братьями установились самые добрые отношения, причем в своих письмах Валериан именовал Платона «любимым другом, братом и отцом».

Понемногу военные, разгоряченные вином, завладели разговором, переводя его на трудности предстоящего взятия Дербента. Корсаков, Беннигсен, Цицианов, Платов говорили о невозможности открытого штурма и настойчиво рекомендовали главнокомандующему употребить все усилия, чтобы пробить в крепостной стене брешь. Зубов рассеянно кивал головой, внимая им вполуха, но затем повернулся к Ермолову и тихо сказал:

– Десятого приступ… И ты, Алексей Петрович, будешь командовать центральной брешь-батареею…

7

Едва забрезжило утро 10 мая, как все имевшиеся в корпусе Зубова орудия начали обстрел Нарын-Кале. Батареи были расставлены веерообразно, с таким расчетом, чтобы удары ядер приходились по одному и тому же месту в стене замка.

В эти минуты фейерверкер Горский преобразился. Куда подевались его прибауточки и смешочки, суетливость и празднословие! Быстро и четко командовал он расчетом своего орудия – бронзовой, старинного литья, пушки, – сам подхватывая его за колеса после выстрела и вывинчивая для новой наводки винты.

Ермолов, перебегавший от одного орудия к другому, после каждого залпа выскакивал вперед и из-под руки глядел на стену Нарын-Кале, в которую с каменными брызгами ударялись ядра.

– Молодец, фейерверкер! – кричал он, видя, как точно в цель летят ядра.

– Рад стараться, ваше благородие! – весело отвечал фейерверкер и с преувеличенной строгостью бросался к прислуге: – Шевелись! Подноси картуз!

До двух часов пополудни гремели, не переставая, пушки. Свистя и шипя, резали воздух ядра, но долго, очень долго стены Нарын-Кале по-прежнему стояли невредимыми. Канонада все усиливалась. Наконец камень не выдержал, и стена рухнула, обнажив брешь, через которую уже легко было проникнуть в замок.

Орудия смолкли, и на солнце сверкнула стальная щетина штыков: был назначен немедленный штурм Нарын-Кале. В то же самое время от Зубова полетел в Петербург гонец. «Через образовавшийся пролом, – доносил граф Валериан Екатерине II, – блеснуло в очи неприятелю победоносное оружие Вашего Императорского Величества, приготовленное к штурмованию замка воинами».

Но вот из-за стен Дербента до слуха русских донеслись громкие крики, потом все смолкло, и ворота оплота Дагестана широко распахнулись.

На площади показалась процессия. Впереди, в разноцветных халатах и белых чалмах, шли старейшины Дербента. Двое юношей вели под руки едва передвигавшего от дряхлости ноги старца в белоснежной чалме. В некотором отдалении медленно двигались главы дагестанских племен, явившиеся для защиты своей твердыни. Последним следовал верхом Шейх-Али-хан, на шее которого в знак покорности висела его кривая сабля. Дербент сдавался на милость победителя…

Не доходя до русского главнокомандующего десяти шагов, процессия остановилась и опустилась на колени. Лишь дряхлый старец, сопровождаемый юношами-поводырями, продолжал приближаться. Тяжело дыша, он поравнялся с Зубовым и тоже встал на колени. Не приподымаясь, старик чуть слышно заговорил о чем-то на своем языке. Зубов уловил только одно слово, показавшееся ему похожим на русское имя Петр.

В заключение своей речи старец протянул Зубову серебряные ключи.

– Что он говорит? – спросил граф Валериан переводчика. – Мне послышалось, что он упомянул имя Петра.

– Так точно, ваше сиятельство, – последовал ответ. – Он говорит, что ему уже сто двадцать лет и что семьдесят три года назад он поднес эти самые ключи от Дербента императору Петру Великому…

– Какая прекраснейшая фраза для донесения моего! – воскликнул Зубов. – Запишите: «Оруженосец Екатерины Второй те же ключи и от того же старца, что и Петр Великий, принял 10 мая 1796 года…»

Потом он соскочил с коня, поднял коленопреклоненного старца и обратился к толпе с уверением, что, раз они сдаются добровольно, им страшиться нечего: город разорен не будет и все их имущество останется нетронутым. А в это время к открытым воротам Дербента с распущенными знаменами и с музыкой подходили кавказские егеря и московские мушкетеры из савельевского отряда.

После падения Дербента генерал Рахманов занял крепость Баку, а Булгаков вошел в пределы Кубинского ханства. Через две недели посланный Зубовым отряд драгун овладел Шемахой.

Приближалось время, когда Зубов должен был встретиться на поле брани с самим «ужасом Персии», «львом львов» – Ага Мухаммед-ханом.

8